Надежда вздрогнула и покорилась, не делая больше попыток отползти или вырваться, но моля Бога только об одном — послать ей обморок, чтобы очнуться когда это чудовищно-болезненное унижение будет уже позади!
А Дворжецкий все пыхтел и возился, все примерялся проткнуть ее сзади чем-то ужасным, что причиняло ей боль и постоянно выскальзывало… Надежда настолько обессилела от этой безмерно похабной возни, что даже острейшую боль, пронзившую низ ее живота словно раскаленный штырь, восприняла почти с облегчением. Она глухо вскрикнула, кусая губы и ощущая как по внутренней стороне бедер медленно поползли горячие струйки крови. Банкир еще несколько раз с силой качнул ее сзади, заставив удариться головой о кушетку, а затем вдруг выпустил, развернул к себе лицом и тут же навалился спереди.
На этот раз она даже не подумала сопротивляться и покорно развела ноги — настолько страшным было его багровое лицо и вытаращенные, безумные от вожделения глаза. А банкир распалялся все больше, похотливо сопя от наслаждения и смакуя его каждым движением своего огромного живота, с силой сотрясавшего легкое тело девушки. Надежда закрыла глаза, жалея о том, что не может закрыть еще и уши, чтоб только не слышать этого тошнотворного сопения. Уставшие от борьбы руки не повиновались, и тогда она, словно в припадке, начала мотать головой, а из-под неплотно сомкнутых век непрерывным потоком текли горькие, обжигающие щеки слезы.
Это обстоятельство доставило ее насильнику особенное удовольствие, недаром же он, точно собака, несколько раз с упоением лизнул ее лицо, явно наслаждаясь соленым вкусом «девичьей стыдливости».
Наконец все было кончено, но банкир блаженствовал и не торопился подниматься со своей беспомощной жертвы, глубоко дыша в заплаканное лицо девушки своим прокуренным дыханием, от которого Надежду начинало мутить. Она была настолько раздавлена и унижена, что едва могла пошевелить губами, чтобы прошептать:
— Отпустите меня…
Дворжецкий неожиданно повиновался. Но Надежда не торопилась подниматься с пола и открывать глаза, словно бы не желая возвращаться в жестокий мир, где ее ждали всепоглощающий ужас, стыд и отвращение…
Встав на ноги и с неприятной улыбкой глядя на свою жертву, банкир не спеша вытерся о носовой платок, после чего небрежно кинул его в печку и застегнул брюки. Надежда медленно приподнялась и села, упершись спиной в кушетку. Затем согнула ноги в коленях и, обхватив их обеими руками, спрятала в них пылающее лицо.
— Передайте мое почтение вашему батюшке, — раздался сверху довольный голос Дворжецкого, — и хотя я не совсем вами доволен, поскольку мне пришлось брать вас силой, однако ввиду того, что в отличие от вашей сестры, вы оказались честной девицей, вся оговоренная ранее сумма будет выплачена вашему семейству сполна.
Надежда никак не реагировала да и вряд ли понимала смысл сказанного.
Глядя на нее, съежившуюся и униженную, сверху вниз, банкир пожал плечами и, не испытывая ни малейшей жалости, насмешливо добавил:
— За сим позвольте откланяться, моя Сильфада. А брошь я оставляю на вашем столике.
Лишь услышав звук захлопнувшейся двери, Надежда пошевелилась и отсутствующим взглядом оглядела комнату — опрокинутая ширма, валявшееся на полу платье, сваленный стул… С трудом поднявшись на ноги и двигаясь словно лунатик, она кое-как вытерла окровавленные бедра и натянула платье, не застегнув до конца все крючки. Затем торопливо надела меховую жакетку, небрежно, не став поправлять волосы, надвинула на голову шляпку и опустила вуаль.
Ею руководила одна только мысль — скорее уйти отсюда, пока ее никто не застал… никто не увидел ее позора… никто не понял, какой ужас здесь только что творился.
В последний раз посмотрев по сторонам, она заметила оставленный банкиром подарок и порывисто схватила футляр со стола. Первым желанием было избавиться от этого напоминания ее позора и кинуть его в печку вместе с находившейся внутри брошью. Однако затем она кое-как, дрожащими от нетерпения пальцами, достала драгоценность и сунула ее в муфту. После этого футляр полетел в огонь, а Надежда бросилась вон из комнаты…
Глава 24
ДЕНЬ ТРАГЕДИИ
Оказавшись на лестнице черного хода, Надежда услышала позади себя быстрые шаги. Вжав голову в плечи и боясь оглянуться, она готова была спасаться бегством, как вдруг узнала веселый голос Петра Ливнева.
— Куда же ты, Сильфада? — спросил он, хватая ее за рукав. — А как же банкет?
Надежда отрицательно покачала головой, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.