Она снова присела.
– Вы извините меня, мадам? – Элеонора кивнула, и девушка с важным видом пошла к двери для слуг. – Этот управитель винных погребов скоро узнает, во сколько ему обойдется моя добродетель. Главный конюх дал сорок су, и он может заплатить столько же. – Дверь резко захлопнулась.
Элеонора тяжело опустилась на табурет у туалетного столика. Что же это происходит? Сорок су. Или это за час? Она подумала, какие ставки у аристократов – платит ли герцог больше, чем маркиз, а виконт больше, чем барон? Потом она подумала, а платят ли они вообще.
Она почти позавидовала служанке. Никаких навязчивых сновидений, никакого настойчивого голода, никакого дьявола, желающего…
Сигнал к охоте раздался снова. Элеонора выглянула наружу, было свежее яркое утро. Упоминание служанки о мадам де Рашан заставило Элеонору вспомнить злобный план женщины уничтожить Ахилла. Она почти позавидовала ей, с какой легкостью та получила lettre de cachet.
Было бы так легко и просто дать им возможность его арестовать и быстро вывезти из поместья. Так легко принять решение, не омраченное его страстью и неожиданной добротой.
Именно поэтому она не предупредила его об опасности? И поэтому она решила не говорить ему утром о ней? Это не искупило бы грехов ее собственной падшей души. Элеонора встала, думая о своем потерянном веере, и ударила хлыстом по юбкам амазонки. Она посмотрела на высокий шкаф в углу и решилась. Даже если она не скажет ему, то ей самой не помешает быть готовой.
Элеонора быстро подошла к шкафу и, порывшись, достала один из маленьких пистолетов, который ее брат Кристоф тайком заказал для нее. Для Элеоноры было делом нескольких минут зарядить пистолет и положить его в карман. Она покинула комнату беззаботной походкой, самой беспечной с тех пор, как она приехала в замок Дюпейре.
Хаос поглотил Элеонору со всей своей явной силой. Собаки выли, мужчины ругались, дрожащие женские голоса жаловались на слишком резвых лошадей.
– Надеюсь, вам никто не мешал спать, мадам, – тихо произнес голос Д'Ажене позади нее. – Нет, не оглядывайтесь. Никого не касается, что я обращаюсь к вам.
– Спасибо, я спала, как ставший притчей во языцех безгрешный голландец, – тихо ответила Элеонора, натягивая перчатки. – А вы?
– Я спал крепким сном не слишком безгрешного француза.
– Рада слышать это, месье, – произнесла Элеонора, улыбаясь и махая рукой тетушке Женевьеве, старавшейся не дать болтающим женщинам, не едущим на охоту, напугать лошадей. – Я бы сожалела, если бы ваши грехи помешали вашему отдыху.
– Грехи никогда не мешают, мадам. – Ахилл пошел рядом, словно случайно проходил мимо. – И, говоря о грехах, – тихонько добавил он, – я решил, что действительно хочу вас на позолоте и атласе. – Он кивнул ей, как малознакомой, и пошел к своему конюху, который стоял, держа его гнедого.
Глаза Элеоноры сузились, когда она увидела, как гибкий мускулистый Ахилл седлает резвого коня. Вдруг стало легко обратиться к своему долгу. «А я хочу тебя в цепях, Д'Ажене».
Элеонора покинула террасу и влилась в хаос. Несколько других гостей-мужчин, женатых, как она вспоминала запреты, нашептанные тетушкой Женевьевой, когда они представлялись, кланялись и просили ее скакать на их лошадях. Им доставит удовольствие, уверяли они ее, и они почтут за честь, если такая красавица сядет на животное, достойное ее.
В их вкрадчивых словах, разлетающихся, словно семена одуванчика над невспаханным полем, чувствовался двойной и тройной подтекст. Она поняла некоторые из них, о других догадалась, а один или два пропустила мимо. Она успокоилась внутренне и мысленно ругала их, самодовольно улыбающихся, хотя благодарно кивала в ответ на приятные предложения и вежливо их отклоняла. Мимо спешил конюх, и Элеонора наказала ему, чтобы ей привели лошадь – стоящую, запомни! – и остановилась в ожидании. Большинство собравшихся на охоту уже собрались внизу у вытянувшихся в линию тополей, и она побоялась, что пропустит первый гон.
Еще один француз, сплетник Виньи, поклонился и предложил ей свои бесконечные услуги. «Почему сын дьявола не оказался одним из них?» – подумала Элеонора.
Она почувствовала руку на своем плече. Прикосновение было легким, но слишком долгим.
– Не хмурьтесь так, моя дорогая, – сказала мадам де Рашан.
С жеманной улыбкой она прогнала Виньи и, как только он ушел, повернулась к Элеоноре.
– Не обращайте на него внимания. Он ничтожное маленькое животное, естественное зло, которое терпят, потому что он иногда может оказаться полезным.
Элеонора почувствовала, что ее снова изучают.
– Он показался мне самым забавным, – отметила она.
Маркиза рассеянно отмахнулась, словно отгоняя муху. Ее глаза сощурились.
– Вы хорошо спали? – спросила она. Элеонора почувствовала, как сжались ее зубы. – Вы ведь не были в постели с одним из этих грязных мерзавцев, так ведь? Как подумаю об их руках на…
– Мадам! – резко сказала Элеонора и сбросила руку маркизы.
Ла Рашан отвернулась, ее губы сжались в тонкую жесткую линию.
– Я убедила герцога де Касьяна, что удовольствия деревенской жизни вдали от Парижа могут оказаться более приятными, чем он ожидает. «Красоты сельской местности, – сказала я ему, – могут быть очень привлекательными».
– И какое это имеет отношение ко мне?
Улыбка маркизы сказала Элеоноре, что женщина слишком довольна собой.
– Не стройте из себя дитя со мной, графиня. В отличие от вашей тети меня не собьешь с толку красивым лицом и фигурой.
– Де Касьян ищет новую жену, – продолжила она. – Последняя умерла в результате несчастного случая, оставив его ни с чем, кроме дочерей на выданье. Ему нужен наследник. И вы, моя прелестная зеленоглазая иностранка, выглядите достаточно крепкой, чтобы родить ему его.
– Вы слишком много на себя берете, мадам, – ответила Элеонора, борясь с румянцем, выступившим от боли при упоминании о детях. Вместо этого она дала волю злости. Неужели вся Франция сошла с ума? – Я не хочу больше выходить замуж.
– Не делайте каких-нибудь глупых выходок, – предостерегла маркиза. – Я заверила вашу тетю, что слухи по поводу Касьяна всего лишь грязная завистливая ложь, но вам бы следовало поиметь их в виду и не отказывать ему.
Конюх подвел гарцующего черного мерина к месту седлания лошадей и подал знак Элеоноре.
– Зачем вам это нужно? – прошипела Элеонора маркизе. – У нас нет ничего общего.
Мадам де Рашан потрепала Элеонору по щеке, прежде чем та успела отстраниться.
– Не хмурьтесь так, моя дорогая графиня. Женщина всегда должна помнить о своем лице. – Она весело улыбнулась Элеоноре. – И просто подумайте, что, когда вы выйдете замуж, мы станем соседями. От де Касьяна наш особняк отделен только садом. – И, небрежно махнув рукой, она ушла.
Элеонора подошла к ожидавшей ее лошади, подумав, как было бы замечательно свернуть шею этой женщине. «Святой Стефан, прости меня за то, что замышляю убийство в своем сердце». Ей захотелось домой. Ей захотелось вернуться к благоразумию. Даже проповеди ее матери и споры братьев были лучше, чем это!
Элеонора взобралась на мерина и направила его между завывавшими гончими. В окружавшей ее суматохе она увидела почти незаметные движения пальцев любовников, воздушные поцелуи, и Дюпейре вынужден был спустить рвущихся, фыркающих собак, морды которых были искажены жаждой крови. Прощание было фальшивым – скука, заученные жесты, томные позы, – здесь было все, что она ожидала от гостей замка Дюпейре.
И в центре всего этого находился граф Д'Ажене, островок невозмутимой изысканности, отделенной от громогласной толпы.
Незаметно на своей лошади подъехала мадам де Рашан.