Тропинка повернула на восток. Она пройдет через заброшенный лагерь угольщика и в конце концов приведет к готическим развалинам Дюпейре на востоке от озера.
Ахилл иронично улыбнулся этому. Меньше чем в полумиле на север от лагеря находился грот влюбленных. Его мышцы напряглись, когда он представил, как будет обладать Элеонорой там, как она будет отвечать на его ласки, которые приведут их к полному страстному удовлетворению.
Что же было в Элеоноре такого, что его так неуклонно тянуло к ней? Желание познать страсть с нею как последнее воспоминание, которое он мог бы взять с собой на войну, а может, и на тот свет?
Она была настоящей женщиной, сложной, и эта сложность манила.
Приглушенный треск, как удар лошадиного копыта о камень, заставил Ахилла придержать Широна. Он пробежал прищуренными глазами по деревьям позади себя, все его чувства обострились. Там не было никакого постороннего движения, никакой неестественной тени. Тот, кто следовал за ним, умел прятаться. Это мог быть всего браконьер, ожидавший, когда он пройдет.
Однажды под Филипсбургом он попал в засаду в точно таком же лесу и к точно такому же молчаливому невидимому врагу.
Ахилл поднял бровь. Враги? Он мрачно улыбнулся и тронул коня, внимательно прислушиваясь к сигналам, за которыми он по-прежнему следил. Они были здесь. Едва заметные, но были.
Он горько поблагодарил тех венгерских гусар, которые тогда поймали его в ловушку. Если бы не они, он не знал бы сейчас, за чем смотреть, не знал бы, что за ним следит графиня Баттяни.
Его постигло разочарование. Итак, в итоге она работала на Рашана. Зачем еще следить за ним? Вне всякого сомнения, именно это хотел сообщить ему Жан-Батист, ожидавший его впереди, но внимание Ахилла оставалось прикованным к тени позади.
Разочарование превратилось в злость. Прекрасная Элеонора захватила его врасплох. Дурачила его своей ложью, своим изощренным притворством. Это поднимало ставки. Это действительно поднимало ставки очень высоко.
И он увидит, как она заплатит – заплатит сполна.
Элеонора следила сквозь скрывающую ее листву за графом Д'Ажене. Полчаса назад он остановился, и она была уверена, что он заметил ее или услышал, хотя Элеонора не могла сказать, что было громче – удар копыта о камень или стук ее сердца. Но Ахилл поехал вперед, сердце ее слегка успокоилось, и его биение стало напоминать барабанную дробь.
Она попыталась держаться на расстоянии, как этому учил ее дедушка, но возросшее число пней в подлеске сказало ей, что они приблизились к заброшенному лагерю угольщика.
Вьющееся растение погубило стоящее впереди дерево, и его длинные стебли скрыли Д'Ажене от ее взгляда. Элеонора осторожно и медленно продвигалась вперед, сконцентрировавшись на мешающих ей побегах.
– Свидание, мадам графиня? – Граф Д'Ажене сидел на своем коне на краю поляны, глядя на нее холодными черными глазами.
– Едва ли, месье, – ответила Элеонора, смотря мимо него на поляну. Она казалась пустынной. Элеонора подъехала ближе. – По крайней мере, не для меня. Но, возможно, вы?..
Он изучал ее, прищурив глаза.
– Возможно, я… что, мадам? Вы думаете, я встречаюсь с проституткой, чтобы удовлетворить себя, пока вы не окажетесь в моей постели? – Ахилл наклонился к Элеоноре почти вплотную. – Зачем вы ехали за мной?
Резкие слова заставили Элеонору вздрогнуть. Птицы умолкли, создавалось впечатление, что в лесу наступила тишина, нарушаемая только тяжелыми ударами ее повинного сердца.
– Кажется, я последовала за вами просто так. – Элеонора посмотрела на мирную поляну. Она оказалась дурой. Ей следовало бы знать, что Рашаны больше болтают, чем делают. – Я думала…
Д'Ажене схватил ее голову и закрыл ей рот рукой.
– Вниз. – Он перекинул ногу через круп коня и спрыгнул на землю, увлекая Элеонору за собой как раз в тот момент, когда пистолетный выстрел ворвался в тишину. Пуля врезалась в рядом стоящее дерево. Граф толкнул ее за ствол, потом хлестнул лошадей, посылая их в лес.
Прислонившись спиной к дереву, он вытащил шпагу. Д'Ажене посмотрел на Элеонору через разделявшее их пространство.
– Вы думали – что, мадам?
– Д'Ажене, я… – начала Элеонора, но ее слова были прерваны грубым смехом с поляны.
– Не прячьтесь, не прячьтесь, месье, – раздался хриплый голос. – Вы пришли встретиться с вашим ве-е-ер-ным слугой, а? Тогда идите сюда. Он с нетерпением ждет вас.
Граф негромко выругался.
– Жан-Батист. – Его взгляд надолго задержался на Элеоноре. Она задрожала от злости, увидев в них презрение. – Вы стоите человеческой жизни? – горько спросил Ахилл.
– Нет! Я…
– Согласен, мадам. – Он напрягся, словно пружина. – Подождите, – хрипло прошептала Элеонора. – Я думаю, у него есть еще один пистолет.
– Я тоже. Есть еще что-нибудь, о чем вы хотите меня предупредить?
Шея Элеоноры побагровела. Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь – что? – затем отрицательно покачала головой.
Д'Ажене вышел из-за дерева, держа наготове шпагу.
– Будьте осторожны, – прошептала она, зная, что он ее не услышит.
Элеонора посмотрела сквозь листву. Трое крепких мужчин ожидали Д'Ажене. Они стояли полукругом вокруг одного, державшего нож у горла юноши. В животе у Элеоноры что-то сжалось. Эти люди относились к тем, которых она часто видела после войн. Безжалостные, развязные, кичащиеся своей бесконечной надменностью, которую они выбрали в качестве слабого утешения жестокости.
С болью в сердце из-за того, что она допустила это, Элеонора проглотила ком, образовавшийся в пересохшем горле.
– Видишь? – сказал Д'Ажене тот, который держал его слугу. – Вот он. Ждет как верный и преданный раб.
– Он слуга, а не раб, – обходительно ответил Д'Ажене. Мужчина фыркнул и бросил:
– Одно и то же. Теперь бросай свой фруктовый нож и дай возможность Тилло показать тебе прекрасную веревку, которую мы приобрели в Марселе. – Он указал на человека с пистолетом.
Шпага Д'Ажене не шевельнулась. Мужчина хмыкнул:
– Этот старый толстяк, любитель мальчиков, что заплатил нам, сказал, чтобы ты был связан ласково и нежно, как новогодний подарок. – Он поднес нож к горлу слуги так близко, что, если бы даже юноша глотнул, лезвие порезало бы его. – Но бывают разные случаи. Так ведь, месье? Тилло…
– Нет, – прошептала Элеонора.
Почему она не предупредила его? Скрытая вина безжалостно заплясала внутри нее. Ее руки тряслись, когда она лезла в карман достать спрятанный пистолет.
Д'Ажене не поддался уговорам, он стоял твердо, широко расставив ноги. На первый взгляд, он не двигался совсем. И еще, он вдруг показался ей туго сжатой пружиной. У Элеоноры волосы встали дыбом.
Она подняла пистолет и прицелилась. Высокое мускулистое тело графа частично загораживало линию выстрела по тому, которого звали Тилло. Оставалось животное, которое держало Жана-Батиста. Элеонора прикрыла левый глаз и прищурилась.
Бандит был одет в ношеную многослойную грязную одежду. «Разумная защита», – подумала Элеонора. Пуля могла застрять в одежде, а она ошибиться и не попасть в закрытое одеждой тело. Но было одно место, которое он не мог спрятать. Между глаз. Элеонора прицелилась… И выстрелила.
Голова мужчины откинулась назад.
Сквозь едкий пороховой дым Элеонора увидела, что Д'Ажене даже не стал избегать боя. Он наскочил на Тилло, шпага свистнула рядом с пистолетом. Удар едва успел отразиться на лице того, а клинок уже вошел ему в сердце.
Оставшийся негодяй атаковал графа шпагой. Он был неумел, и это делало его опасным. Д'Ажене был быстр и способен парировать жестокие удары, нацеленные на него. Сапоги дерущихся взметали комья гниющих листьев, их ругань и хрипы заполнили поляну.
Жан-Батист резко упал на землю, когда рука убитого внезапно разжалась. Он с трудом встал на ноги, как раз когда противник Д'Ажене безжизненно рухнул к его ногам.