Элеоноре говорили, что леди не пьют шампанского – леди пьют игристое. Она проиграла тысячу франков в фараон, но выиграла две в ландскнехт.
Не было никаких признаков Д'Ажене. У Элеоноры возникло искушение спросить о нем, но она знала, что минутой позже ее вопрос разнесется сплетней, поэтому удовольствовалась тем, что внимательно слушала разговоры вокруг. После пятого танца, бодрого венецианского форлана, и после третьего бокала шампанского – игристого – она невольно услышала, как два прожженных распутника в углу завистливо хихикали о том, что месье Д'Ажене предпочитает более уединенные забавы.
«Так много усилий потрачено на многообещающие смешки и игривые взгляды, – подумала Элеонора. – А его здесь и не было». Разрумянившаяся и разгоряченная, Элеонора раскрыла веер, чтобы остудиться, благодарная себе, по крайней мере, за то, что у нее хватило ума взять его. Из-за колонны появился лакей и осторожно открыл дверь, ведущую на широкий балкон, чтобы дать доступ свежему воздуху. Она улыбкой поблагодарила его, но протестующие возгласы других гостей заставили слугу закрыть окно. Элеонора выскользнула наружу и услышала, как сзади щелкнула задвижка.
Снаружи ее встретили холод и сырость. Балкон был такой же большой, как и зал. Элеонора прошла к каменной балюстраде и перегнулась через нее посмотреть, как лунный свет играет с туманом, медленно поднимающимся с реки Пейре и плывущим в сад под балконом.
Она закрыла глаза, желая очутиться снова дома, в Венгрии, и чтобы туман поднимался с реки Раба, а не Пейре. Элеонора хотела, чтобы конюшни были полны ее собственными лошадьми и чтобы, когда она откроет глаза, увидела бы родной ландшафт, где каталась на лошади с самого детства.
Неясный шум донесся справа, едва слышимый сквозь звуки танцев и смеха, приглушенные закрытыми стеклянными дверями позади нее. Мысли Элеоноры остановились, и, хотя глаза по-прежнему были закрыты, она ощущала его присутствие.
– Позвольте мне охладить вас, – произнес глубокий голос.
Элеонора осталась спокойной и не открыла глаз. Мелодичный голос обладал всеми теми мужскими тонами, которые, как она считала, исчезли из большинства мужских голосов. В нем было понемножку от изумления, приказания, чувственности, этот голос ласкал ее слух. Ей хотелось бы слышать его снова и снова, если бы только он не принадлежал сыну дьявола.
Бокал с шампанским слегка качнулся в ее руке, едва задев мужчину, потом Элеонора почувствовала, как мужские прохладные пальцы движутся по ее груди. Она вздохнула, прежде чем смогла обрести контроль над собой. Глаза ее быстро открылись… и она обнаружила, что смотрит прямо в черные глаза сына дьявола. Капля шампанского скользнула вниз по груди за вырез лифа.
Граф Д'Ажене небрежно облокотился на балюстраду.
– Вы мне показались разгоряченной, когда выходили. – Он опять погрузил свои пальцы в шампанское и провел ими от плеча Элеоноры вверх к шее и вдоль подбородка. Еще одна капля скатилась по ее коже.
На Элеонору словно напал столбняк, как если бы она была одной из статуй в саду, а каменный пол – ее постаментом. Ее мысли помчались. Так быстро! Она хотела этого, готовилась, и вот…
Ее рука, державшая бокал, ослабла, и он закачался. Немного бледно-золотистого вина выплеснулось Ахиллу на руку. Чувственный рот Д'Ажене сложился в хитрую улыбку, и граф забрал у Элеоноры бокал. Его влажные пальцы мягко коснулись ее губ, потом скользнули на подбородок и шею, пока не достигли изящной ложбинки у основания горла.
– Сейчас прохладнее? – спросил Д'Ажене, а его слова были такими же ласковыми, как и пальцы.
Кожа Элеоноры затрепетала там, где он коснулся ее. Прохлада медленно поднималась во влажный ночной воздух, оставляя Элеонору еще более разгоряченной, чем раньше. Она взглянула в его темные глаза, бездонные в лунном свете, и позволила слабой улыбке появиться на губах.
– Да, спасибо, – солгала она. – Я не ожидала такой предупредительности.
– Любой другой француз сделал бы то же самое, уверяю вас, мадам.
– Француз, конечно. Но вы… – Ее взгляд скользнул с лица графа в подернутый пеленой сад внизу, словно ей наскучило смотреть на него.
Элеонора почувствовала, что Д'Ажене на мгновение оцепенел, и молчаливо порадовалась, что ее намек на то, что он не француз, достиг цели, но медлительность слишком быстро вернулась к нему.
– Вы думаете, что я венгр, как вы? – Казалось, он шутил.
– Как я? – Вопрос застал Элеонору врасплох. Искаженные образы – как будто смотришь в игольное ушко камеры-обскуры – пронеслись в ее голове, образы дьяволов, кошмаров и бурь разметали ее семью в разные стороны. Ее глаза загорелись злостью в ответ на его оскорбление, и она в своем голосе не смогла скрыть нанесенную ей рану. – Мы с вами абсолютно разные.
Ножка флейтообразного бокала хрустнула в руке Д'Ажене, и бокал выпал, разбившись вдребезги о статую, стоявшую внизу в саду. Раздался резкий звук.
В ту же секунду Д'Ажене оказался позади Элеоноры, его руки обхватили ее и сжали ладони там, где она опиралась ими на балюстраду. Его тело придавило ее.
– Что… – начала Элеонора.
Рот Д'Ажене оказался возле уха Элеоноры.
– Вы ошибаетесь, мадам графиня. У нас очень много общего. Я тоже не терплю оскорблений. – Его пальцы сплелись так, что скоро ее ладони целиком оказались в его руках. – К тому же вы слишком свободно оскорбляете человека, которому еще не были представлены соответствующим образом.
Дыхание Элеоноры стало неглубоким и участилось.
– П-представлена… – заикаясь, произнесла она. Стыд охватил ее. Первым ее желанием было завопить и вырваться, но вместо этого она почувствовала приступ страха, сразу же парализовавшего ее так, что даже, казалось, сердце остановилось. «Держаться. Ты должна владеть собой. Подумай о своем долге. Сейчас не время позволить страшным историям детства завладеть твоим разумом».
Мускул за мускулом Элеонора заставила расслабиться свое тело, тем же самым способом, которому она научилась во время верховой езды, чтобы скрывать свои дурные предчувствия от лошади. Она откинула голову назад на плечо графа. Собрав все свое мужество, Элеонора посмотрела ему прямо в глаза. Даже при тусклом свете она увидела удивление в их темной глубине.
– Представлена, месье? – Элеонора томно рассмеялась. – Если желаете. Я – Элеонора София Юлиана, графиня Баттяни. И я не только венгерка, месье, но еще и мадьярка.
Стальной пресс его тела, сдавивший ее, почти совсем ослаб. Д'Ажене освободил руки Элеоноры, и его длинные пальцы покрыли ее ладони.
– И я не только венгерка, монсеньор, но еще и мадьярка, – эхом отозвался он. – Последнее из древних племен. – Мягкий голос графа резонировал через Элеонору. – Яростное. Неистовое. Неукротимое. И такое бесстрашное, что даже язычники за сто пятьдесят лет войн не смогли покорить его. И прекрасная графиня – одна из них. Мадьярка. Мадам, вы меня предупреждаете или соблазняете?
Контролируя каждое движение мускулов своей руки, Элеонора пальцами погладила руку Д'Ажене, которой он держал ее за плечи.
– Да, месье.
Д'Ажене вздохнул, и его хватка усилилась.
– А я, мадам, Ахилл Антон Август, граф Д'Ажене. Французская династия, которая поставляла на службу королям шевалье – и прекрасных женщин тоже – с тех пор, как Валуа впервые взошли на трон.
Элеонора ощутила его дыхание на своей шее и с силой, приобретенной годами верховой езды, высвободилась из его рук.
– И теперь, спустя четыре сотни лет, – задумчиво произнесла она, – вы… продолжатель рода Д'Ажене.
Чувственные губы Д'Ажене сложились в улыбку, показывавшую, что он по достоинству оценил ее колкость. Без каких-либо следов неловкости его гибкое тело вновь оперлось на балюстраду.