Им было слышно, как снаружи гремят уздечки и лошади вокруг перебирают копытами под седоками. Ахилл наклонился к Элеоноре и произнес вполголоса:
– Сомневаюсь, что они позволят нам сразу же уехать.
– Было бы лучше постараться, – ответила она почти так же еле слышно.
Ахилл нахмурился.
– Наверное. Но эти люди не принадлежат к городской охране. Это солдаты епископа.
– Майор тоже из них.
– Да-а, – сказал Ахилл и сел, в его глазах горел понимающий огонек. Элеонора почувствовала, как он освобождается от их мгновения близости. – Уже дважды я недооценил противника.
– Про?..
– Мою мать.
Раздался резкий стук в дверцу.
– Ммм? – ухитрился ответить Ахилл, поднимая откидной борт.
Майор поклонился, в руках он держал лист бумаги.
– Вы – граф Д'Ажене, так, – скорее утверждал, чем спрашивал, он, запинаясь, по-французски. – Этот крест – средиземноморский сокол, так ведь, ja? Средиземноморский, значит, крест рода Д'Ажене, ja?
Ахилл нетерпеливо посмотрел на майора, выражая чисто французское недовольство.
– Ja, – было все, что он ответил. Майор стал пунцовым.
– Вы пойдете с нами. Придержим сокола.
Позади него старший офицер открыл маленькую дверцу для ног, и потом, перекрестившись, появился священник. Майор обернулся посмотреть, кто это был.
– Монсеньор, – закричал он и бросился к священнику.
Дикое рычание раздалось из горла Ахилла, и его глаза превратились в черные точки ненависти. Элеонора не была уверена, понимал ли он, что делает. Она дотронулась до коленей Ахилла. Он дернулся, но успокоился.
– Иезуит, – сказал он тихим голосом, каким люди обычно отзываются о предателе и убийце. Как говорили, иезуиты были и тем, и другим.
В манеры Ахилла вернулась томность. Элеонора знала, что для этого требовалось сверхусилие. У него был опыт дуэлей чести, где он глядел сопернику прямо в лицо, но если бы дуэлянтом был иезуит, смерть настигла бы его еще до того, как прозвучал вызов.
Священник кивнул майору, потом подошел к карете. Элеонора подвязала кожаную занавеску, чтобы полностью открыть окно, боясь, что Ахилл заставил бы иезуита разговаривать с ним через барьер, словно на исповеди.
Мужчина склонил голову в приличествующем духовному лицу признании титула Ахилла.
– Тысяча извинений, монсеньор, – сказал иезуит на плавном и свободном французском. – Я отец Эдуард. – Не глядя на священника, Ахилл нахмурился и потянул свои кружевные манжеты, словно приведение их в порядок имело огромную важность.
Священник без запинки продолжил:
– Боюсь, что майор Фрейтаг, самый усердный офицер, поверьте мне, неправильно понял приказ епископа. Вы гость его превосходительства, месье. Герой прошлой войны. Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас, нам оказано достаточно чести. Когда все мчатся на север, мы вдвойне польщены тем, что вы выбрали для визита наш маленький аванпост на границе с врагом. – Он закончил свою речь с самой искренней улыбкой, какую когда-либо видела Элеонора. Она почувствовала дрожь.
Элеонора не видела выхода. Ахилл сидел и дергал свои манжеты, когда, без сомнения, ему хотелось выдернуть шпагу из ножен и наброситься на этого человека.
– Невозможно! – спокойно вставила Элеонора. Иезуит уставился на нее. – Мы, конечно, благодарны его превосходительству, – добавила она беззаботно, – но вы сами видите, что вопрос совершенно не уместен.
– Мадам… Д'Ажене? – спросил священник, ища подтверждения у Ахилла. Но тот в ответ не отреагировал ни словом, ни жестом. – Мадам, я не вижу…
– Не видите? Как можно не видеть? – спросила Элеонора, ее голос взвился от возмущения. Она бросила на Ахилла взгляд раздраженной жены. – Разумеется, мы не можем остаться. У меня нет одежды.
– Его превосходительство никогда не обратит внимания…
– День за днем, – бросила Элеонора, глядя на Ахилла и не замечая умиротворяющих слов священника, – лига за лигой, я еду без единого приличного платья. Он настоял на том, чтобы нанять самых дохлых сопляков в качестве посыльных. Я говорила ему, что из этого получится.
Ахилл округлил глаза:
– Ты неутомима в мелочах, моя лилия среди шипов.
– Мадам, я…
– И я была права, – сказала ликующе Элеонора. – Маленькие дохлятины – маленькие трусы – заартачились перед крошечным ручейком. И бац! Все было потеряно.
– Хотел бы сказать, моя любимая, что Рона не самая маленькая река, – вставил Ахилл, изучая потолок кареты. – И мы потеряли всего две кареты. Остальные, конечно же, можно отремонтировать.
– Но все намокло! Ты знаешь, что может случиться с муаром?
Ахилл скользнул взглядом по телу Элеоноры:
– Розовым муаром? Священник фыркнул.
– Месье, мадам, – утомленно сказал он. – Я дам указания сержанту сопровождать вашего кучера до дома гостей его превосходительства. Я абсолютно уверен, что вам придется по душе гостеприимность его превосходительства в течение нескольких дней, а потом вы продолжите свой путь.
Он повернулся, чопорно вышел из кареты и направился к сержанту.
– Полагать, что я буду нянькой и потакать этим экстравагантным мелким… – Его голос перестал быть слышим.
Ахилл освободил одну завязку занавески, и Элеонора расслабила плечи. Кучер стукнул в окошко один раз, и Ахилл открыл его. Слов не было, лишь взгляд и кивок, после чего окошко закрылось. Карета тронулась.
– Возможно, в доме для гостей кто-нибудь поймет свою ошибку, – предположила Элеонора, подтягивая юбки. – Во всяком случае, мы старались.
– Старались – и достигли отличного результата, о ты, прекраснейшая из женщин.
– Прекрати нести этот вздор. Никто тебя уже не слышит, – оборвала Ахилла Элеонора, чувствуя укол издевательских слов. – И чего же мы достигли? Нас практически арестовали.
– По правде говоря, Элеонора, нас арестовали.
– Что? Разве они сажают нас в тюрьму? Почему ты так спокоен?
– Готов биться об заклад, нас сажают в очень мягкую тюрьму. Для отца Эдуарда существует слишком много способов упустить нас, если он достаточно смел. Он не может просто позволить нам уйти – это было бы пренебрежение к требованиям моей матери. И он не будет рисковать, заковывая нас в кандалы, пока моя мать не отдаст специальное распоряжение сделать так. Это может оскорбить ее. Кто знает, сколько высокопоставленных друзей настоятельницы сочтут необходимым отплатить за подобные действия? Хотя, конечно, поскольку он иезуит, он постарается обернуть ситуацию с выгодой для себя. – Ахилл откинулся на сиденье и скрестил руки за головой. – Все так же, в любое время, иезут готов потерять покой в надежде вкусить самого сладкого вина.
Элеонора редко видела Ахилла таким откровенным.
– Прелестная улыбка, Элеонора, – тихо проговорил Ахилл, и она покраснела, понимая, что он смотрит на нее. – Если бы отец Эдуард видел тебя сейчас, он бы стал сомневаться в правильности монашеских обетов, а не в нас.
– Он священник, – запротестовала Элеонора. – И может сомневаться только в нашей искренности.
– Он мужчина, – ответил Ахилл.
Некоторое время в карете был слышен только гулко переливающийся перестук колес. Улицы города были узки, и, к удивлению Элеоноры, Эрве управлял каретой с медленной осторожностью, двигаясь между рядами близко стоящих домов.
– Ты беспокоишься о будущем? Я пошлю Эрве договориться о лодке, чтобы спуститься вниз по реке, – уверил Элеонору Ахилл. – Священник ослеплен своей собственной мелкой ненавистью. Он видит то, что хочет видеть. Ты сыграла свою роль очень искусно. Если бы ты продолжала игру так же великолепно, как ты ее начала, эта интрига быстро наскучила бы ему. Поэтому мы можем продолжать наше путешествие.
– Однако, мадам жена, – провокационно добавил Ахилл, – отец Эдуард так легко не отделается от подобной экстравагантности, как это произошло с миссис Фре-мо. Я не стану оставаться в этих конюшнях ни в эту ночь, ни в последующие.