Элеонора почувствовала приступ паники, потом достаточно оправилась, чтобы подарить Ахиллу лукавую улыбку.
– Конечно, не станете. Вы будете спать в одной спальне, а я в другой. Любое респектабельное заведение имеет отдельные спальни для мужей и жен.
– Это уютное местечко, – сообщил им на правильном, но с сильно выраженным акцентом французском молодой помощник управляющего, когда вел их через щедро украшенный позолотой зал. Брат Кельн был одет в длинную рясу Ордена цистерцианцев, хотя он не дал окончательного монашеского обета, так как на его голове отсутствовала тонзура. – Оно было построено для последней жены племянника последнего епископа.
– А сейчас? – спросила Элеонора, когда они поднимались по лестнице мимо швейцарских гвардейцев, стоявших через равные интервалы с пиками наизготовку.
Лицо брата Кельна преисполнилось вежливости.
– Сейчас оно время от времени используется для… особых гостей его превосходительства.
Элеонора вежливо пожала руку Ахилла, хотя ее пальцы невидимо держали его. На стенах резвились обнаженные нимфы и сатиры, заполнившие все стенные панели, что напомнило Элеоноре ее спальню в замке Дюпейре. Но те были частными картинами в частных комнатах, а эти – беззастенчиво выставленными напоказ. Элеонора решила не интересоваться подробнее, что означает слово «особый» в отношении гостей епископа.
– Его превосходительство любит карты, – закончил, запинаясь, брат Кельн.
– Я уверен, оно абсолютно респектабельно, – заметил Ахилл как бы между прочим, хотя Элеонора поймала быстрый взгляд, который он бросил на нее, взгляд через опущенные ресницы.
– Мне сразу же потребуется горячая ванна, в моих комнатах, – сказала Элеонора, а потом слегка капризно добавила: – И проверьте, чтобы она была горячей. Не тепловатой, заметьте, а горячей.
– Как пожелаете, мадам, – ответил помощник управляющего и, застыв на секунду, поклонился им обоим.
Элеонора самодовольно улыбнулась Ахиллу. Глядя на нее, Ахилл добавил:
– И мы хотим поужинать в наших комнатах сразу же, как мадам примет ванну.
Помощник управляющего снова поклонился им обоим:
– Как пожелаете, месье.
Ахилл победно поднял одну бровь, а Элеонора картинно надулась.
Брат Кельн подвел их к паре сдвоенных дверей и остановился. Он театрально распахнул их и отшатнулся назад, будучи сконфуженным, когда его приветствовал писк множества вьюрков из клетки в углу.
– Ах, племянник последнего епископа был в Риме и привез их оттуда… э-э… на память.
Комната была огромной, размером почти с танцевальный зал. Комната мерцала – нет, пульсировала – величественным пурпуром и золотом. Колонны с каннелюрами очерчивали стены, вдоль которых помещалось по меньшей мере два десятка статуй. Римские атлеты, сенаторы, солдаты… а вместо нимф статуя самой Венеры.
Элеонора, ошеломленная, так бы и осталась стоять на пороге, если бы ее не держал Ахилл, который потащил ее за собой в комнату.
– Veni, vidi… – начал Ахилл. – Пришел, увидел…
– Emi, – закончила Элеонора, – принес. Он, вероятно, принес сюда целиком Римский дворец.
Полы под ногами были покрыты модным шахматным узором богатых ковров. Комнату с тремя каминами заполняли огромные шкафы, столы и римские изогнутые кресла с большими подушками. И в ее дальнем конце, словно алтарь языческому богу, стояла золоченая кровать в форме дворца.
Элеонора сначала посмотрела на помощника управляющего, стоявшего в дверях, казавшихся маленькими по сравнению с обрамлявшими их двумя статуями из красного мрамора, потом на Ахилла. Она дотронулась тыльной стороной ладони до лба и слабо произнесла:
– Я чувствую непреодолимое желание найти жертвенного козла.
Ахилл изучал крошечных вьюрков в клетке.
– Или учить птиц читать будущее. – Он посмотрел на Элеонору. – Хотя я уверен, что здесь нет больше тайн, которые можно было бы узнать.
Элеонора оставила без внимания угрызения своей совести и стала обходить комнату. Она жила достаточно обеспеченно, но такая экстравагантность…
– После всего этого сомневаюсь, что отец Эдуард не назвал бы вас странным, если бы вы предпочли конюшни.
– Но я, разумеется, предпочел бы. – Ахилл посмотрел на помощника управляющего. – И что стало с племянником последнего епископа?
– Его избрали кардиналом.
– Конечно. Мне следовало бы догадаться. – Вьюрки запищали в знак согласия. – Уберите это, – сказал Ахилл, указывая на клетку.
Брат Кельн откашлялся, поклонился и произнес, перекрывая крик птиц:
– Сию минуту, месье. А вам, мадам, приготовлю ванну. Элеонора рассеянно кивнула, поглощенная изучением декоративной греческой амфоры, стоящей посередине мраморного стола.
– Ахилл, а что делают эти люди?
Он не ответил, но она вдруг почувствовала твердую руку на своем локте, тянущую ее прочь.
– Ахилл, а что?.. – начала Элеонора снова, глядя через плечо на амфору.
– Сию минуту, я уберу это, – передразнил Ахилл брата Кельна.
Молодой человек быстро подбежал.
– Ja, mein herr! Я хочу сказать, да, да, месье. Прямо сейчас унесу. Прошу прощения, месье, домом немного пользовались. – Под взглядом Ахилла он умчался прочь.
Элеонора выдернула локоть из руки Ахилла и подошла к другому краю стола, амфора оказалась между ними.
– Ну, и что все это значит?
Ахилл смотрел на нее испытующим взглядом.
– Конечно, вам нет необходимости знать, что так случается в жизни.
Элеонора посмотрела на греческую вазу и покраснела.
– После того как предмет известен, – продолжал Ахилл, – знание не может быть переделано.
Элеонора подняла взор, чтобы встретиться с глазами Ахилла.
– Сделанное не может быть переделано, независимо от того, как бы горячи ни были молитвы.
Ахилл с сомнением приподнял изящную бровь.
– А ты горячо молишься, Элеонора? – тихо спросил Ахилл. Он сделал шаг, чтобы обойти вокруг стола, и Элеонора отступила в противоположном направлении. – Ты молишься, чтобы никогда не расстаться со своими горами, своей цитаделью орлов? Или чтобы никогда не приезжать во Францию, в замок Дюпейре, на тот балкон, куда ты вышла охладить свое разгоряченное тело?
– Я сожалею всего о нескольких моментах, – ответила Элеонора, держась для равновесия пальцами за край стола. – Мгновениях, которые случились после райской ночи у камина в моей комнате. Несколько мгновений, за которыми последовало такое счастье, я бы переделала.
– Но их нельзя переделать, так ведь, Элеонора? – Ахилл снова начал обходить стол, Элеонора попыталась сохранить расстояние между ними.
– Почему ты последовал за мной? – закричала она. – Почему не остался в своем замке?
– Замок больше мне не принадлежит. Я всего лишь его арендатор, – ответил Ахилл. – Что еще мне остается, если не сопровождать даму до Вены?
– Остаться! Ты по-прежнему граф Д'Ажене.
Ахилл прыгнул вперед и схватил Элеонору.
– Я, Элеонора? Я?
Его напряженное лицо оказалось рядом с нею.
– Твоя мать сказала… – начала неуверенно Элеонора.
– Моей матери нельзя верить, даже когда она говорит правду. Я поеду с тобой в Вену.
– Нет, – взмолилась Элеонора. – Нет, пожалуйста.
Царапанье в дверь помешало им. Элеонора удивленно посмотрела, и Ахилл отпустил ее.
– Что происходит между нами, иезуита это не касается. Передышка, Элеонора, пока мы не покинем это место. Потом – что будет, то будет…
– Судьба? – прошептала она и кивнула: – Тогда передышка.
Ахилл сначала ничего не ответил, лишь его темные глаза смотрели на нее. Когда он заговорил, его голос, против ожидания, оказался неуверенным, как будто ему дали то, что может представлять опасность.
– Тогда передышка.
Глава 19
Царапанье повторилось вновь и вновь.
– Войдите, – отозвался Ахилл.
Брат Кельн открыл дверь, поклонился и жестом пригласил слугу. Кривоногий лакей чопорно вошел в комнату, переломился в поясе, кланяясь неопределенно – то ли Ахиллу, то ли Элеоноре, – затем схватил амфору за обе ручки и понес ее из комнаты, держа прямо перед собой.