― А ещё, в глухих деревнях, и на заброшенных фермах мы прятали под охраной сотни голов племенного скота. Так что, через пару-тройку лет, у нас и с мясом всё наладится, ― Антон Игоревич, наконец, сделал паузу, чтобы отдышаться после столь пламенной хвалебной, или хвастливой речи.
Максим тут же воспользовался этим, чтобы задать ещё один, крайне интересующий его вопрос:
― Хорошо, допустим, я поверю, что ужасающие расправы Леших над людьми – это умелая имитация ваших спецбригад, но как же радиоконтакт с пришельцами, и, наконец, космическая бомбардировка этого посёлка, с которой всё и началось?
Антон Игоревич, вновь расплылся лицом в самодовольной улыбке.
― Ну, что касается радиоконтакта с инопланетным разумом, то он действительно был, ещё в доперестроечные времена. Он был один, и с тех пор не повторялся, но именно этот контакт, скрытый от всех, подтолкнул меня к идее предложить своим соратникам план, основанный на фальшивом вторжении кошмарных пришельцев. А что касается атаки на Утренний, тут всё ещё проще – взрывчатка, огнемёты, и группа решительных ребят, готовых на всё ради глобальных перемен.
Максим испытал очередной шок от бескрайнего цинизма престарелого главы Нового мира.
― Но, вы же говорили тогда, что несколько десятков жителей посёлка погибли во время той атаки? Неужели и их вы просто так погубили?
Ни один мускул не дрогнул на морщинистом лице председателя, когда тот ровным голосом ответил:
― А, что тебя смущает? Потом-то, во время «разгула Леших», ещё больше народу погибло. Вспомни поговорку, о том, что, не разбив яиц, омлет не приготовишь. Или слова Ленина, что революцию в белых перчатках не делают. Революции не бывает без крови. Терпеть старые порядки мы уже не могли, а если бы все мои соратники вышли на баррикады в открытую – жертв было бы гораздо больше. А так, мы хоть избежали заметных потерь в наших рядах.
Максим минуту молчал, обдумывая услышанное, потом некоторое время мялся, раздумывая, как задать следующий вопрос, не рискуя разозлить хозяина кабинета. И, всё же, решил спросить напрямую:
― Антон Игоревич, а ведь на стороне правительства армия. Думаете, у вас хватит сил справиться с такой махиной?
К удивлению Максима, председатель не вышел из себя, а с прежней уверенностью махнул рукой куда-то в сторону окна.
― Если они надеются на верность армии, то напрасно. Офицеры уже давно ощущали на себе пренебрежительное отношение государства, а солдаты… Солдатскую службу несут выходцы из бедных семей – сынки богачей легко откупаются от призыва. Те, кто попадают тянуть солдатскую лямку, понимают, что после службы им также не светит разбогатеть, или просто подняться над нищетой. И они ненавидят богатых мальчиков, засевших теперь в Москве и других крупных городах. Они ненавидят их за то, что должны служить за них, работать на их папашек, в то время как те, нанюхавшись кокса в дорогих клубах, садятся на дорогие авто, и выезжают на дороги, чтобы безнаказанно давить солдатских сестёр и матерей.
Простым солдатам изначально очень близки идеи равенства и справедливости, идеи Нового мира. На нашу сторону уже перешло довольно много воинских частей, и ещё в стольких же подразделениях сейчас активно работают наши агитаторы. Так что, на армию старая власть надеется напрасно – эта опора вот-вот выскочит у них из-под ног, ― последние слова председатель произнёс почти речитативом, отстукивая ритм костяшками пальцев по столу.
Максим молчал, обдумывая услышанное. Верховный плеснул себе ещё немного коньяка, и, покатав его во рту языком, проглотил, довольно улыбнувшись. Потом, пристально посмотрев Максиму в глаза, прямо спросил:
― Ну, а как тебе наши порядки? Тебе ведь уже успели о наших законах рассказать, пока сюда вели? Ты ведь шёл сюда за новой жизнью, я правильно понял?
Максим не испытывал радости от перспективы жить по законам комунны, быть винтиком в машине нового государства. Перспектива однообразного существования человека-муравья пугала его не меньше, чем дикий беспредел исхоженных им подмосковных дорог, лесов, болот и полей. Откровенно говоря, Максим считал порядки, насаждаемые командой Верховного председателя, ни чем иным, как стремлением установить на планете режим тотального рабства. Рабства, куда более страшного и безысходного, нежели то, что существовало в древности.
Однако, сказать это старому председателю в глаза, Максим не решился, здраво рассудив, что недолго проживёт после таких слов. Поэтому, пожав плечами, пробурчал:
― Да, рассказали, в общих чертах. Теоретически, очень правильные порядки, но к ним придётся привыкать – уж очень непривычно, когда всё общее, вплоть до женщин и белья. Постараюсь привыкнуть, Антон Игоревич, ― не очень уверенно пообещал Максим.
Про себя же он содрогнулся, вспомнив два последних года. С трепетом думал он о том, в какую пропасть столкнули Землю эти фанатики-неокоммунисты. Тысячи без вины расставшихся с жизнью в диких мучениях, вряд ли разделят радость Верховного председателя. В газетах, и на телевидении, из года в год мусолили тему конца света – мировые войны, природные катаклизмы, астероиды, болезни – что только не прочили на роль могильщика человечества. А тут – бац, и всё обтяпали товарищи из компании международных экстремистов.
Максим настолько погрузился в свои раздумья, что не сразу заметил, как Антон Игоревич настойчиво пытается что-то спросить у него. Максим тряхнул нечёсаной головой, и спросил:
― Вы что-то сказали?
― Я спрашиваю, что значит – теоретически правильные порядки? Ты не веришь во всеобщее абсолютное равенство?
Макс нерешительно почесал затылок, но всё же решил высказаться начистоту:
― Вы только не обижайтесь, но идея абсолютного равенства противна человеческой природе. То есть, на словах это красиво и заманчиво, а на деле человеку свойственно желать большего и лучшего, чем у соседа. Против природы идти невозможно. Но в теории всё красиво.
Бывший подполковник нахмурил седые брови.
― А ты, Максимка, тот ещё фрукт, но и дурак, к тому же. Все законы, абсолютно все, противны природе человека. Они на то и придуманы, чтобы подавлять естественные желания людей, ограничивать их. И вся история человечества показывает, что природу можно изменить в угоду общественному благу. Ты ведь шёл сюда от самой Москвы, и насмотрелся, наверное на человеческую природу, не сдерживаемую законами. То-то и оно – не зря же ты сюда стремился.
И тут Максим вспомнил, что, действительно, стремился сюда вовсе не за равенством и справедливостью. Он вытащил из кармана заветный пакетик с фотографией.
― Не зря, Антон Игоревич – невесту свою разыскиваю. Есть у меня предположение, что она у вас в комунне. Посмотрите, видели вы её среди обитательниц Нового мира. Её, скорее всего, из дальнего рейда привели, в середине зимы. Там много женщин в городе было, и она среди них. Ваши ребята там ещё кучу народа, из мародёров и бандитов, вдоль улиц повесили.
Председатель присмотрелся к фото, и, на мгновение, что-то едва уловимо изменилось в его лице. Однако, оно тут же вновь превратилось в маску безграничного самодовольства. Пожилой правитель легонько покачал головой из стороны в сторону.
― Н-нет, точно, у нас я таких не видел. Но ты не расстраивайся – красивых баб у нас много. Хорошо будешь работать, будешь к ним успевать раньше других. Но, об этом тебе потом всё расскажут. А сейчас у меня дела. Тебе же надо поскорее на учёт встать. Пойдёшь в бюро учёта, это четвёртая дверь на той стороне коридора, а там тебе объяснят, что дальше делать. Ну, удачи, Полыхаев Максим.