«Я появилась перед комиссией, когда перед ними выступило уже много абитуриентов. И я увидела, что Вера Марецкая опустила голову и почти засыпает. Мне надо было ее разбудить, понимаете? И я проорала монолог Натальи из «Тихого Дона» (помните, где она в грозу кричит?) – на полную катушку. Завадский послушал-послушал и говорит: у вас есть что-то потише? И я начала тихо читать стихи Кольцова. И меня взяли в студию, хотя конкурс был просто огромный…»
В течение трех лет Терехова посещала театральную студию, где постигала азы актерского мастерства под началом выдающихся театральных педагогов. «Завадский позвал к нам лучших педагогов. С нами эти потрясающие люди даже биомеханикой занимались. На лестнице в фойе Театра Моссовета мы вставали на плечи своих сокурсников, ни за что не держась, – можете себе представить? А когда мы делали самостоятельные этюды, Завадский смеялся до слез. Нас любили. Я считаю, это идеальная была школа. Сейчас ничего подобного вообще нигде нет…»
В студии она считалась одной из лучших учениц, за что уже на последнем курсе Завадский вывел ее на сцену своего театра. Причем не в массовке, а в главной роли: она сыграла Клеопатру в спектакле «Цезарь и Клеопатра» по пьесе Б. Шоу. А ее наставницей была сама Серафима Бирман (она играла в спектакле роль няньки Фтататиты), которая водила дебютантку к себе домой, где читала ей в подлиннике ремарки в пьесе.
В спектакле Терехова была очень пластична, причем этой пластичности она училась у… кошек – ведь они самые грациозные существа на свете. Очень скоро во многом именно эта пластичность приведет Терехову в большой кинематограф. В 1965 году на одном из показов «Цезаря и Клеопатры» в зале оказалась одна из ассистенток режиссера Фрунзе Довлатяна. Он тогда искал испольнительницу роли Тани в фильме «Здравствуй, это я». По сюжету Таня должна была быть не только красавицей, но и очень пластичной девушкой (ей в кадре предстояло танцевать). В итоге, пригласив Терехову на пробы, режиссер утвердил на роль именно ее.
В год выхода фильма на экраны страны (1966) Терехова сыграла свою вторую кинороль, причем на этот раз она была главная, да еще в двойном размере – это были две главные роли. Речь идет о фильме «Бегущая по волнам» режиссера Павла Любимова. Этот фильм снимался в Болгарии, и главную мужскую роль в нем исполнял болгарский актер Сава Хашимов, который стал первым мужем Тереховой. Причем их актерские судьбы на своем начальном этапе почти зеркально похожи. Судите сами.
Хашимов родился в марте 1940 года в городе Плевна. Закончив гимназию с золотой медалью, он, как и Терехова, потом пошел в «технари» – поступил в химико-технологический институт в Софии. Однако затем увлекся актерством и, проучившись два года, ушел в театральный институт.
Работа в «Бегущей по волнам» была его дебютом в большом кинематографе – он играл пианиста Томаса Гарвея, который влюблен в одну из героинь в исполнении Тереховой: она исполняла роли Биче Саниэль – жены капитана, и Фрэзи Грант – девушки из легенды.
Как очень часто бывает в кино, экранная любовь между актерами перекинулась и в реальную жизнь: между Хашимовым и Тереховой случился роман. Причем молодых не остановило даже то, что Сава на тот момент был уже женат. В итоге результатом этого романа станет рождение на свет ребенка. Впрочем, случится это не сразу, поэтому не станем забегать вперед.
После премьеры фильма «Бегущая по волнам» (4 июля 1967 года) к Тереховой пришла настоящая слава. Однако из театра ее тогда едва не выгнали. Почему? Вот как об этом вспоминает сама актриса: «Однажды я опоздала на спектакль «Дальше – тишина». Летела со съемок из Ленинграда, а самолет задержался и приземлился в Москве только в семь часов вечера. А в это время уже начинался спектакль, где я играла внучку героини Раневской. Правда, я по роли появлялась на сцене не в самом начале действия, а чуть позже. В тот вечер меня уже решили заменить моей сокурсницей. Приезжаю в театр, смотрю, она вся в красных пятнах – пытается надеть мои джинсы, а они не налезают – я же худющая была. Это меня и спасло. Я говорю: «Может, все-таки я выйду на сцену?» А мне отвечают: «Да, но не знаем, что теперь будет с Раневской».
Ей, к несчастью, о моем отсутствии сообщили. Мне потом говорили, что она кричала: «Мама!» И когда я все-таки появилась на сцене и она меня увидела, у нее такое сияние на лице было! А потом она спохватилась и практически весь спектакль общалась со мной вполоборота. Но она же тогда настояла, чтобы меня не выгоняли из театра…»