Но как бы там ни было, примерно через полчаса скорым шагом пришла местная травница бабка Параскева. Зрелая женщина хорошо за сорок. Непонятно, чего её бабкой зовут. Через плечо у неё болталась объёмная холщовая сума, а в руке — нечто похожее на плетёный из бересты чемоданчик. К тому времени Марфа помогла опекунше перебраться в избу и устроила на лежанке.
Чтобы чем-то отвлечься от тревожных мыслей о бабке, я принялась вычёсывать Дружка. Сил почти не осталось, а упрямства много, вот и гладила собаку по спине гребнем, понемногу выдирая пух из густой шерсти. Он легко разлетался по ветру, оседая на сухих остовах прошлогодней травы. Невесть откуда прилетели две юркие птички и стали собирать шерстинки. Набрав в клюв небольшой пучок, спархивали куда-то, чтобы через время вернуться за новой порцией пуха. Наверное, гнездо выстилают, — подумала я, наблюдая за птахами.
— Ты бы шерсть куда складывала, что ли. Полезная она очень. Пояс там связать или носки… от ревматических болей помогает, — засмотревшись на птиц, я и не заметила, как подошла травница. Поставила на попа чурбачок, забытый мальчишками, и легко присела на него. — Как ты, Роксана?
Как я… Вопрос, конечно, интересный. Я рада, что несмотря на то, что умерла в прошлой жизни, получила взамен новую. Счастлива, что, осознав это, не сошла с ума. Благодарна за любящую свою внучку Глафиру. Кстати!
— Как бабушка?
— Нервное истощение у твоей бабушки, — ответила травница. — Знаешь, что это такое? — я кивнула. — Вот… а нервы напрямую с мыслями связаны. Что думает — то и получает. Отвлечь бы её как-то, но что тут придумаешь? Жизнь в деревне примитивная, веселья мало. Хорошее дело задумали, что баб позвали уборку сделать. Ты посоветовала? — я опять кивнула. — Ты ещё что-нибудь придумай, Роксана. Не доведи Господь, умом тронется Глафира… Тебе без неё не выжить, — снова киваю. — Ишь, какая послушная… — хмыкнула Параскева. — А на деле какова? — я недоумённо посмотрела на собеседницу, но та отмахнулась: — Да ладно тебе! Вижу, что аура у тельца поменялась. Вроде прежняя, если на физическом плане, но сознание другое. Взрослое. Да ты не бойся — не скажу никому, а другие не поймут. Мой дар редкий, неудобный, некромантией отдаёт. За то и изгнали из магического сообщества. Не любят у нас тех, кто со смертью знается. Я тебе вот что скажу: если вредить не станешь, то живи. Но если увижу, что гадишь людям, с пути сбиваешь — изведу. Поняла? — Я ещё раз кивнула. — Ну вот и договорились. А бабка твоя крепкая. Должна поправиться, если расстраивать не будешь. Настойку ей там оставила и траву. Отвар обе пейте — укрепляющий он, а настойку по пол-ложки утром и вечером. За оплатой позже зайду.
Встала, отряхнула юбку, подхватила свой «чемоданчик» и бодро пошла со двора.
Глава 6
Глафира спала. На её лице отражалось такое спокойствие и умиротворение, словно все проблемы, навалившиеся в последнее время, исчезли по мановению волшебной палочки. Глядя на опекуншу, я от души порадовалась, что она смогла расслабиться и сейчас отдыхает не только телом, но и душой.
— Травница сказывала, что до завтрешнего дня спать будет. Да ты не тревожься, Ксаночка, я тебя сейчас покормлю и ты тоже поспишь. К вечеру приду гляну, как вы тут, поесть принесу, помогу, если что понадобится, а ночью тебя пёс охранит, — приговаривала Марфа, снимая с меня тёплую уличную одежду, надевая на ноги, согретые у очага, толстые шерстяные носки и накладывая в тарелку рассыпчатую кашу, сдобренную маслом. И когда только успела приготовить? — Не забоишься одна? А то Тимку пришлю, пусть посидит с тобой.
— Не забоюсь, — отрицательно мотнула я головой.
Хоть сосредоточусь и подумаю немного, а то или сплю, или суета вокруг. Я жевала кашу и осматривала наше жилище после генеральной уборки.
На стене около очага появилась длинная доска с вбитыми в неё гвоздями. Может, она и раньше была, но так сливалась с закопчённой стеной, что я её и не замечала. Большие кованые гвозди служили крючками для отдраенной до блеска посуды: там красовались две сковороды разного диаметра, кастрюлька, ковш, половник, несколько веселок, чистое полотенце.
За очагом, где раньше высилась гора хлама, в освободившемся пространстве стояли ухваты, кочерга, метла и аккуратной горкой были сложены дрова. На полке рядком выстроились тарелки и миски, а кружки висели на примитивных деревянных колышках. На скамье у печки, прикрытое крышкой, стояло ведро с водой.