Р. Мюррей Гилкрист
«Роксана сходит с ума»
R. Murray Gilchrist
«Roxana Runs Lunatick» (1894)
Среди майской поэзии в девяносто первом номере «Бритиш ревью» есть сочинение леди Пенуайл, чья Роксана целый сезон производила фурор в городе.
«В ладонь сатира, хранящего лабиринт в Н*, с локоном для Гипериона».
Если Гиперион посетит твою роскошную лужайку, о сатир, скажи ему, что Р. часто вздыхает о нем и, хотя и носит венок из зеленого морозника, вроде того, что он подарил ей год назад, обещая скоро вернуться, ее надежды слабеют и блекнут. Поведай ему, что на ней златые цепи, но сердце ее поет при мысли о нем (поет беспрестанно), прошепчи, что она любит его все сильнее с каждым мгновением. А когда сделаешь это, вели Пану играть на свирели и спой сию песню.
Далее следовали пять запинающихся строф, в которых говорилось, что влюбленных разлучили, Роксана вышла за старика, и ей не хватает мастерства, чтобы выразить глубину своей страсти, но милый сердцу призрак ни на миг не покидает ее покоев.
Любовница, брошенная моим господином, прислала журнал вместе с ядовитым письмом, велев ему почаще касаться лба, дабы не проглядеть рога. Он долго сидел в библиотеке, уставившись в огонь полуслепыми глазами, и после мучительной битвы с собой, придумал план, достойный самого сатаны.
Ведь Роксана стоила того, чтобы ее удержать. Она была очень бледной, просто жемчужной. Люди забывали цвет ее глаз, но не выражение лица — казалось, ее тихая, нежная душа охвачена внезапным испугом. Видели ли вы, как горят сережки вербы, брошенные в огонь из шалости? Под чернотой играют алые и желтые сполохи. Ее волосы были точно такими и струились до пят. Руки могли смирить самую преступную страсть: белые с нежным розоватым отливом, как слоновая кость, что привозят из Африки.
Немногие женщины могли явить преданность, которой она одарила моего господина. С помощью какой-то уловки, настояв, когда ее терзали сомнения, он получил над ней власть. Сочувствие смягчает отвращение — а он вел себя так, словно его сердце давно разбито. С какой легкостью она исполняла его желания, какими сладостными были ее услуги! Приняв решение насчет Гипериона, он стал еще церемонней, чем раньше: дом наполнился резкими криками — все для удобства мадам. Час за часом он проводил рядом с ней, слушая нежнейшие песни. К тому же она была лютнисткой и превосходно исполняла итальянских мастеров.
В день королевского дуба, когда юноши и девушки несли через парк гирлянду, деревенский паренек явился к госпоже и принес ей записку. Моего господина не было, но она побледнела, вздрогнула и громко рукоплескала процессии, а потом с неподобающей спешкой удалилась в свои покои и прочла…
«Много дней прошло прежде, чем я смог набраться смелости. Завтра в полночь мы встретимся. Я нашел место. Что за любовь была моей, прежде чем ты изменила?»
Ее будуар ломился от шелков. Из самого дорогого Роксана сшила мешочек, убрала внутрь записку, присыпав ее амброй, и спрятала тайну у себя на груди. Той ночью она уснула, ее пальцы разжались, и мой господин забрал мешочек и прочел строки, скрипя зубами. Он вернул его на место, и когда зарделась утренняя заря, Роксана коснулась шелка, и он показался ей нетронутым.
Тот день тянулся так медленно! Роксана сияла и веселилась в компании супруга, вся ее бледность исчезла, щеки горели лихорадочным румянцем. Он же шутил и сыпал парадоксами, но порой она вздрагивала от его ледяных взглядов. Однажды, когда Роксана ласкалась к нему, он отстранился, впрочем, не сердито.
— Милая, — сказал он на закате. — И ты изменила!
— Увы, — ахнула она, ибо повторение слов Гипериона наполнило ее ужасом. — Изменила! Изменила!
Смеркалось, и мой господин прищурился, глядя на циферблат.
— Уже больше двух месяцев, как мы здесь, — заметил он, нарушив зловещее молчание. — Но это место все еще тебе незнакомо. Давай посетим старый дом. Смотри, вот ключи! Милая, обопрись на мою руку.
Они прошли через сад на крыльцо, а оттуда — тронутыми плесенью коридорами доелизаветинского крыла, где теперь хранили поленья. Мой господин заметил, что корсаж Роксаны вздымался так, словно нити вот-вот порвутся. Вскоре они достигли огромного зала с зелеными окнами — сумрак скрывал мешки зерна, среди которых сновали мыши. Там, у лестницы на галерею, он оставил Роксану, и она услышала, как за спиной щелкнул замок.
Мой господин поднялся в верхнюю комнату, откуда был виден выход из лабиринта. Лай красноглазых псов, натягивавших поводки, звучал в его ушах музыкой: он засмеялся и потер лоб. Встала луна, и до него донеслись крики Роксаны. Через некоторое время он спустился по другой лестнице, и, сопровождаемый жуткой сворой, направился к месту свидания.