— Я не смогу вести машину с такой ногой…
— Ну-у… у тебя же две ноги?
После некоторого раздумья Айзек трясет головой:
— Я привык жать на педали правой ногой. Не знаю даже, смогу ли левой.
— Ладно. Тогда я поведу. — Айви протягивает руку за ключом, но Айзек не такой дурак.
— Нет. Ты выпила. Или еще что похуже.
Она яростно вперяется в него:
— Ничего не «похуже»!
— Вот как? А с виду вроде бы все к тому и шло.
— Не смей читать мне мораль!
Айзек сдается. Понимает, что слегка перегнул палку.
— Сейчас вызову Убер, — говорит он. — Машину могу забрать и завтра.
Приложение сообщает: их такси придет через три минуты, — что, как всегда, означает через десять. Они ждут, наблюдая, как тусовщики шныряют то в дом, то из дома. Рассерженные соседи выглядывают из окон. Один из них выходит на террасу и начинает орать на Айзека и Айви, как будто то, что они стоят у бордюра, превращает их в официальных представителей развеселой компании.
— Если это не прекратится, я вызову полицию!
— Ну и вызывай, болван! — бросает Айви, и Айзек одергивает сестру. Скорей бы уж подъехало их такси!
Наконец машина прибывает, и ребята рассаживаются на заднем сиденье. Айзек опять слишком тяжело опирается на поврежденную ногу и охает от боли.
— Вообще-то не воображай себя моим спасителем, — заявляет Айви, когда машина набирает ход. — Я все равно ушла бы оттуда сама. Рано или поздно.
Айзек кивает, решив ей поверить. Хорошо бы еще поверить без таких колоссальных усилий.
Они сидят в неловком молчании, их взаимное недовольство постепенно стихает.
Айви усмехается:
— Ну и физиономия была у Крэйга, когда ты бросил в воду его нычку! Как будто ты навалил кучу в его тарелку с фруктовыми хлопьями.
Несмотря на боль, Айзек не может удержаться от улыбки. Айви наклоняется к брату, кладет голову ему на плечо и закрывает глаза.
— Мне очень жаль, — бормочет она. И Айзек знает — ей действительно жаль. Хотя никто из них толком не знает, чего же ей, собственно, жаль.
Айви искренне верит, что ушла бы по собственной воле, хотя она в жизни еще не уходила с вечеринок, пока их участников не разгоняли с собаками. Верить в заведомую неправду — в этом сверхсила Айви.
Когда они приезжают домой, она решает пройти в дверь первой. Айви включает свет, уверенная, что родители сидят и ждут их в гостиной в полной темноте. Так уж повелось в их семье. Процесс протекает в три стадии. Стадия первая: родителей бомбит, когда они обнаруживают, что дочь покинула дом через окно. Стадия вторая: от семи до двенадцати минут они обвиняют друг друга в ненадлежащем исполнении родительских обязанностей. Стадия третья: наступает час одиноких мрачных раздумий, когда отец погружается в свой компьютер, а мама придумывает для себя домашние дела, которых в действительности не существует, например, расстановка кулинарных специй в алфавитном порядке или подборка парных носков. Стадия пятая[1]: по крайней мере один из родителей сидит в темной гостиной и ждет возвращения блудной дочери, прислушиваясь к каждому звуку извне и приглядываясь к каждому свету фар проезжающих мимо машин.
Поскольку Айзек вытащил сестру из злачного места довольно рано, до стадии темной гостиной процесс еще не дошел. Вместо этого отец выходит из кухни. Он уже накопил в себе порядочное количество потенциальной энергии, которая, судя по выражению его лица, готова перейти в кинетическую.
— Отче наш, вечер добрый! — Айви пытается подмешать в тон легкий сарказм, но вместо этого ее фраза звучит издевательски. Ну и ладно, чем быстрее он начнет метать громы и молнии, тем быстрее пройдет буря.
Из ванной появляется мама. Ага, значит, предки устроили засаду. Не хватает только одного члена семьи — бабушки, которая живет с ними весь последний год. Она достаточно умна, чтобы не вмешиваться в семейную драму.
— Мы ждем объяснений. — Мать обращается к Айви, но смотрит при этом на Айзека — по его лицу читать легче.
Айви собирается ответить, но не успевает. Айзек выпаливает:
— Я возвращался от Шелби и вдруг подумал, не забрать ли мне Айви из кино.