Нашлись в альбомах и снимки, на которых оказались и трое других загадочно убитых випов. На вопрос Киса вдова категорически заявила, что не только дел, а даже личного контакта между почившим супругом и другими жертвами в последние годы не имелось. Да и на фотографиях не просматривалось ничего личного – всегда группами, всегда в официальных местах: то на фоне достопримечательностей, то на каких-то банкетах за роскошными длинными столами, в окружении тогдашних знаменитостей… У Алевтины оказалась цепкая память, она без запинки сыпала именами и званиями, и Кис едва поспевал делать пометки в блокноте. Покончив с просмотром, испросил разрешения взять некоторые снимки, с тем чтобы их сканировать и вернуть вдове в ближайшее время, после чего приступил к архивам.
У вдовы нашлось одно несомненное в глазах Алексея достоинство: все бумаги мужа она аккуратно подшила, вот наградные грамоты по линии комсомола, вот папочка с личными письмами – «прошу вас, там ничего интимного!». А вот…
– Вы ни за что не догадаетесь, что я вам сейчас покажу! – интриговала Алевтина, раскрывая папочку. – Представьте, он сочинял в молодости стихи! – проговорила она с наигранным умилением. – Такой был романтик! Мне поэмы целые посвящал! Вот, посмотрите, Алексей Андреевич!
Странно, что она не назвала его «товарищ Кисанов»…
Он посмотрел.
Сначала на стихи.
Потом на Алевтину Иголкину.
«Июнь, как скульптор, лепит груди…»[5]
Это – о ней?!
Стихи – Кис прочитал все – были действительно о любви. И насыщены едва намеченной, но оттого еще более напряженной, пряной эротикой.
Ну нет, увольте меня из детективов и вообще из мужчин, но такого не может быть! У Иголкиной и груди-то не наблюдалось, и с ногами «стройными» очень проблематично, а уж «узкая щиколотка» могла пригрезиться только во сне, причем не о ней…
Собственно, дело даже не в подробностях телосложения Алевтины Иголкиной. Если бы стихи были о том, как они, соратники, победят в борьбе за дело Ленина, он бы не удивился… Но такое, как эти стихи, не пишут таким, как эта женщина. Вот и все.
Тем не менее на стихах стояло посвящение: «А.И.». Ну что ты будешь делать… Чего-то, стало быть, недопонял товарищ детектив в товарище депутатше… Разве только допустить, что в расцвете своей юности она была другой? Кис изучающе глянул на Алевтину, но его воображение решительно объявило забастовку.
Меж тем Алевтина смотрела на него выжидательно-призывным взглядом, и Кис с ужасом понял, что от него ждут комплимента насчет… Стихов? Или восхитительной груди, сохранившей, надо полагать, как и ее лицо, моложавость форм?.. Интересно, а может ли быть форма у несуществующей вещи? Алексею даже отчего-то со страхом подумалось, что в доказательство потрясающей моложавости своих форм Алевтина со всей партийной прямотой распахнет кофточку на груди и…
Что могло бы произойти дальше, воображение Алексея, скукожившись от ужаса, категорически отказывалось представить.
Он что-то пробормотал о замечательных стихах и поспешил ретироваться.
От Алевтины Иголкиной Кис прямым ходом отправился к вдове директора банка Хруповой. К удаче детектива, она находилась в московской квартире (а не в загородном доме на Рублевке).
Еще за дверью он услышал раздраженный женский голос, и вскоре его обладательница появилась перед ним на пороге: очаровательная кукольная блондинка лет тридцати с очаровательной кукольной блондинкой лет трех на руках. У мамы и у дочки пухлая нижняя губка была одинаково прикушена хорошенькими белыми зубками в выражении досады и недовольства.
– Да, помню, – бросила она, когда детектив представился, и закричала куда-то в глубь квартиры: – Анна Пална! Заберите Инессу!
– Здравствуй, Инесса, – улыбнулся девочке Алексей и протянул руку навстречу крошечной ладошке. В последний момент Инесса отдернула ручонку и захохотала, дрыгая крепенькими ножками и пряча лицо в мамину шею.
– Анна Пална!!! – Голос блондинки сорвался в визг.
– Иду, иду… – Пожилая женщина выплыла из недр квартиры, переняла ребенка и понесла его по коридору. Инесса все крутилась у нее на руках и выворачивалась таким образом, чтобы видеть незнакомого мужчину, стоявшего у порога, улыбаясь во весь маленький пухлый ротик и помахивая ему обеими ручками. Если бы это не было столь неуместно в приложении к трехлетней девочке, Кис бы непременно счел, что девица с ним кокетничала изо всех сил.
– Пойдемте, – бросила ему молодая вдова и повела его по огромному коридору (явно бывшая коммуналка) в комнату.
Они уселись за столом, накрытым темно-красной скатертью с золотым шитьем. Дубовая мебель – антикварная или под нее – делала гостиную мрачной.
– Зинаида, – недовольно представилась блондинка. – Что вы хотели узнать?
Кис обозначил тот же сценарий, что и у депутатши: фотографии, письма, другие личные архивы – все, что осталось после изъятия бумаг официальным следствием, да несколько вопросов о связях с другими жертвами.
– Анна Пална! – снова закричала Зинаида, и Кис с трудом подавил желание заткнуть уши. – Где у Герочки архивы лежат?
«Герочка» – это, судя по всему, покойный директор банка, которого звали Германом и который был лет этак на тридцать старше жены. Теперь вдовы…
Анна Павловна кивнула и исчезла, а Зинаида нервно закурила. Но через мгновение раздался детский голос: «Ма-ам! Ма-а-ама!» Голосок был постарше и принадлежал, скорее всего, мальчику. Обладатель этого голоса не замедлил возникнуть на пороге комнаты. Хорошенький мальчонка лет пяти хмуро поглядел на Алексея, не здороваясь.
– Что надо сказать?! Что надо сказать, а?!! – Зинаида нервно раздавила окурок в хрустальной пепельнице.
– Я не хочу купаться, – надул губы, такие же пухлые, как у его сестры, мальчик.
– Поздоровайся немедленно с дядей!
Кис страсть как не любил эту манеру называть всех мужчин «дядями», а женщин «тетями». Какой он, к черту, ему дядя? С какой стати ему «племянника» всучивают?.. Да еще такого невоспитанного…
– Меня зовут Алексей Андреевич, – сообщил мальчугану Кис. – А тебя как?
– Никак, – заявил тот и высунул язык.
– Ты что же это, а? Ты как себя ведешь?! – взвилась в истерике его родительница.
Кис почувствовал, как подступает головная боль.
– Анна Пална! Пойдите сюда!! – истошно вопила Зинаида. – Уведите его, заприте его в комнате за плохое поведение!
Няня, свалив Кису на колени какую-то цветастую торбу, поспешно ухватила мальчугана за руку и потащила его из гостиной.
– Идем, Славочка, идем… – приговаривала она.
Славочка намертво вцепился в дверной косяк и злым взглядом уставился на мать и на «дядю».
– Идем, идем, – твердила бедная няня, отдирая его побелевшие от усилия пальчики от косяка. Наконец ей удалось увести ребенка, и Зинаида с облегчением закрыла за ними дверь гостиной.
– Я никогда не хотела иметь детей, – пожаловалась она, не глядя на детектива и прикуривая новую сигарету. – Это все Гера! Он на тридцать лет старше меня, понимаете? Все его знакомые двусмысленно улыбались, когда он на мне женился… Так он хотел всем доказать, что может! – Зинаида вдруг засмеялась. – Если бы он отважился, он бы и приглашения раздал к нашей постели! Чтобы все видели, как он может!
Глубокий, горестный вздох медленно погасил ее улыбку.
– Хотя он их любил, детей… Только вы ничего такого не думайте, я вообще-то тоже их люблю… Устаю только от них очень.
– Как вы теперь будете управляться, без мужа? – спросил Кис по возможности участливо.
– Как-как! Вторую няню найму!
Логично: судя по голосу няни, долетавшему из-за двери, в одиночку она с ними не справлялась.
– А что, раньше муж не позволял?
– Представьте себе! Он хотел, чтобы я детьми занималась! Примерной матерью была! А я ему сколько раз объясняла: я не создана для материнства!
– Да? А для чего же? – простодушно удивился Кис, ловя себя на том, что, похоже, переигрывает.