Роль

Воронков Дмитрий Роль

Воронков Дмитрий

РОЛЬ

Плоская крыша завода была длинною почти километр. Внизу некогда находился цех холодного проката - стальной лист должен был пройти этот путь без поворотов сквозь валки, постепенно приобретая нужную толщину. По крыше запросто можно было ездить на мотороллере. План Левко был прост и остроумен. Завод занимал площадь в несколько гектаров, был обстроен гаражами и складами, огорожен бетонным забором. На то, чтобы обойти или объехать сооружение, требовалось не меньше получаса, и то, если ориентируешься в местной индустриальной географии. А по крыше на велосипеде Левко преодолевал это расстояние менее чем за минуту, спускался вниз по пожарной лестнице и спокойно уходил от возможного преследования. Весна едва разгулялась, к ночи подморозило, но ветра, к счастью, не было. Левко похвалил себя за то, что надел шерстяной спортивный костюм и куртку на меху. Из кожаного рюкзака он достал мягкое верблюжье одеяло и белоснежную фланелевую тряпицу. Прежде чем расстелить одеяло, Левко тщательно вымел рубероид подвернувшейся раздерганной метлой. Щелкнув замками кейса, он оглядел детали боевого арбалета в бархатных углублениях. Неспешно, с любовью собрал оружие, щелкнул карабинами ремня. Настелив тряпицу на бортике крыши, лег, взглянул в окуляр оптического прицела. Вход в ночной клуб "Вертеп" был ярко освещен. Разухабистая громкая музыка раздражала, мигающие огоньки балаганной иллюминации отвлекали от дела. Еще его нервировали снующие у входа левые, неинтересные для Левко люди, коммерсанты с бандитским рожами, проститутки, дамы полусвета, а более иных, быки-охранники с мощными затылками и выпученными стеклянными глазами. Мерс Червонца стоял метрах в двадцати от входа, опершись на его крышу, курил распухший от своей значимости бык. Впрочем, злость мешала работе, и Левко, презрительно поморщившись, взял себя в руки, решив думать о прекрасном. Он, бесшумно вращая никелированную ручку, натянул тетиву, послюнявив палец, поднял его вверх, чтобы определить поправку на ветер, тщательно выбрал стрелу. Хрустальные флаконы с разноцветными ядами покоились в отдельном футляре. Левко выбрал желтый, извлек притертую пробку и обмакнул наконечник стрелы в маслянистую жидкость. Капля яда упала на рубероид, расплылась, вычерняя асфальтовую поверхность. Вложив стрелу в желоб, Левко отложил оружие и взглянул на часы. Они показывали без четверти полночь - до закрытия метро время было. Он смежил веки, помассировал глазные яблоки и принялся ждать.

Илзе Станиславовна Павлова, в девичестве Лейкмане, вышла замуж по любви, и хотя было это пять лет назад, сумела сберечь сильное чувство. Но теперь это была не пылкая страсть, а жгучая ненависть. Когда Павлов не был так богат, он тоже ее любил, но неожиданный успех в делах изменил его. Тогда он считал ее единственной, гордился ее молодостью - он был старше на десять лет - и красотой принцессы нездешнего мира. Как многие уроженки Прибалтики, она была натуральной блондинкой, доброжелательной, немного флегматичной. У нее были мягкие, почти детские черты лица, розовые губы и серо-голубые глаза с большими, как это бывает у людей с плохим зрением, зрачками. Скользящий взгляд этих глаз придавал лицу выражение аристократической отрешенности. Павлов вдруг понял в одночасье, что может купить практически любую особу женского пола, любого возраста, с любой внешностью, и ударился в необузданный чувственный разгул, не особенно стесняясь бывшей принцессы. Да и мало что могло привязать его к семье - детей у них не было. Уход любви - не порок, а закономерность, но явного хамства Илзе простить не могла. Проглотив обиду Илзе маленькими кулачками потерла глаза. Павлов спал. В сне он мучительно напоминал ей того, кого она, возможно, любила бы и сейчас. Та же родинка на шее, которую она когда-то целовала, выцветшая детская татуировка, свидетельствующая о том, что на заре жизни ее владелец был неравнодушен к некоей Кате. Лицо Павлова было безмятежно, рот приоткрыт. В свете ночника тускло мерцал золотой зуб. Фикса, примета пошлых времен, будто подтолкнула ее к давно принятому решению. Это был другой человек. Она встала с постели, прошла в ванную. Встав на край ванны она дотянулась до вентиляционной решетки, легко сняла ее и извлекла из черного отверстия бумажный пакет с надписью "McDonald's".

Спустившись, по-детски присела на корточки вынула из пакета пластиковую коробку. От волнения Илзе выронила ее, коробка открылась и на черный кафель вывалился дамский пистолет "Beretta", покатился по кругу единственный патрон с тупой позолоченной пулькой. Она блеснула, как зуб Павлова. Игрушка, покрытый слепящим серебром сувенир - калибр пять сорок пять, однозарядный. В отличие от Левко, Илзе взяла его неловко, со страхом, как змею, неумело зарядила, взвела курок и сама же вздрогнула от щелчка.

Левко вздрогнул и открыл глаза. Натянув на лицо черную спортивную шапочку, превратившуюся в маску, он взглянул вниз. Чутье не подвело - из "Вертепа" вышли два охранника, профессионально оглядели округу. Один из них, не обнаружив опасности, направился к автомобилю, разглядывая дорогу. Бык у машины вытянулся перед начальством, забыв вынуть изо рта сигарету. Охранник сказал ему что-то и резко ударил по губам. Прочертив во мгле сложную траекторию, огонек улетел к бетонному забору. На глазах парня выступили слезы, но охранник, не обращая на него внимания, проследил путь сигареты, скользнул взглядом вверх по забору, по стене завода и уставился прямо в объектив оптического прицела, видимо, что-то чувствуя, но, не различая во мгле темного лица убийцы. Левко включил прибор ночного видения, лицо охранника сделалось зеленым, как морда лягушки. Наконец, в проеме двери появился сам Червонец. Охрана прикрывала его со всех сторон, но он нетвердо стоял на ногах, попадая в сектор обстрела. Левко не спешил. Он должен был сделать всего один выстрел - терпеть не мог повторяться. Левко тверже стянул локтем ремень, несколько раз шумно вдохнул и медленно выдохнул.

Илзе выдохнула, не в силах выстрелить. Сморщила лоб, пытаясь припомнить обиды, нанесенные ей мужем. Дрожащими руками она направила ствол в открытый рот Павлова, прямо в золотой зуб.

Щелкнула опущенная тетива, стрела рассекла воздух. Червонец как-то картинно завалился на капот мерса, поддерживаемый растерянными быками. Звук воздуха, покидающего легкие, нелепое движение вперед - это напоминало, скорее, пьяную выходку, нежели мгновенную смерть, если бы не стрела, пронзившая насквозь толстую шею авторитета. Секунду спустя, быки принялись запоздало палить в темноту из всех видов оружия, бессмысленно опорожняя рожки, магазины и обоймы.

Словно услышав пальбу, Павлов резко сел на кровати. - Нет, нет, не надо, не хочу! - закричал он спросонья. Разглядев Илзе, спросил: - Ты чего?

- Ничего, - сказала Илзе. - Что-то приснилось? Павлов успокоился, отойдя ото сна. - Ну да. - Он лег. - Что? - Дурь. - Он отвернулся, закрыл глаза. - Будто кто-то в меня целится. И убить хочет. - Из пистолета? - поинтересовалась Илзе. - Если бы. Из какой-то старинной дряни, вроде лука. Не помню, как она называется. Аркебуза, что ли. На венский стул похожа. Чушь, в общем. - Сегодня воскресенье? - спросила Илзе. - Вроде. Ты чего не спишь? Илзе взяла со столика часы Павлова. Светящиеся стрелки оказывали без четверти час. - Уже понедельник, - сказала она. - Сны в руку. - Спи, - засыпая посоветовал Павлов. Илзе встала, прикрывая пистолет полой халата, прошла в ванную. Дрожащими руками, она принялась разряжать его. Золотой патрон вывалился из рук и закатился под ванну. Она встала на колени, наклонилась, пытаясь достать его, но не смогла.

Внизу командовал строгий охранник. Он показывал наверх, отправлял машины, они разъезжались в разные стороны. Не обращая внимания на переполох, Левко стряхнул одеяло и, неторопливо свернув, положил вместе с фланелькой в рюкзак, защелкнул замки оружейного кейса, сел на велосипед. Несерьезный транспорт бодро понес его вдаль. Оставив велосипед на противоположном краю, он по пожарной лестнице спустился вниз, спрыгнул на крышу гаража, оттуда - на пустынную улицу.

Бабка-уборщица уже закрывала станцию. - Беги шибче, матросик! - поторопила она. - Поспеешь еще. Левко протиснулся в дверь, замкнутую за ним на щеколду. - Почему матросик, мамаша? - спросил он. - Сразу же видно - служивый, - объяснила бабка. - И вид у тебя заморский.

Строгий охранник повернул труп Червонца на капоте. Глаза усопшего смотрели вверх, отражая мигающие огоньки иллюминации, и от этого движения казались еще мертвее.