От оглушительного грохота Широков в студии подскочил на стуле и схватился за уши в наушниках. - Что случилось?
Бежин вставил в ухо жучок. - Слышишь меня? Ты жив?! - спросил Широков. - Жив... - Бежин стонал и тер пострадавший глаз. - Ранен? Кто стрелял?! - Ранен, - подтвердил Бежин. - А кто должен был стрелять? - Ну, не знаю, - смутился Широков. - Никто не стрелял. Но если бы было из чего, я бы с тобой точно сейчас не разговаривал. Похоже покойник был порядочной свиньей. - Похоже, - подтвердил Широков. - Так что случилось? - Ничего. - Бежин вздохнул. - Она ушла.
Илзе нажала кнопку лифта. Огонек не зажегся. Она надавила снова, прислушалась - лифт не работал. Она почти ничего не видела, сбегая по лестнице, и с разбегу наткнулась на рабочего в синей униформе, идущего навстречу. - Вы лифтер? - напористо спросила она, пытаясь прочитать надпись на куртке. - Я из бюро по обслуживанию, - с достоинством сказал Левко. - Какая разница? Почему не работает лифт? - Плановая профилактика, - объяснил Левко. - Если плановая, то почему ее не делать ночью, когда люди спят? - Работники бюро тоже люди, - обиделся Левко. - По ночам им тоже хочется спать.
Он прошел по техническому этажу, фиксируя в памяти коммуникации, мимо катушки лифтоподъемника с намотанными маслянистыми тросами, похожими на змей, поднялся на крышу. Внизу раскинулся город. Люди отсюда выглядели мелкими и медлительными, словно лобковые вши, которых при желании можно раздавить ногтем большого пальца. Левко набрал воздуха в грудь и почувствовал себя хозяином, ответственным за это обширное хозяйство, называемое миром. Левко открыл замок, зашел в будку, опоясанную внутри жестяными трубами вентиляции. Сдвинув толстую трубу, заглянул вниз, достал из кармана бечевку, привязав к ней камешек, принялся измерять глубину шахты.
Поддон с кирпичом покачивался на ветру, перетирая трос о бетонный бортик крыши. Левко стоял на краю, сматывая бечевку. Камешек он бросил вниз, и тот упал точно на середину дорожки.
Павлов забыл, когда последний раз занимался физическим трудом, и через несколько минут взопрел, рубашка пошла темными пятнами, руки саднило, пыль лезла в глаза и нос. Он скидывал старое сено с полка вниз, зло вонзая вилы в слежавшиеся пласты. На сеновал вошла соседка Люба. Была она полной, конопатой и очень доступной по причине переходного возраста. Редкие волосы ее неопределенного цвета были пострижены кокетливой челочкой. - Да, чего ж вы так уродуетесь, Андрей Алексеевич? - спросила она. Полегонечку надо, наметом. И вилы неправильно держите. Давайте, я покажу... Она подоткнула юбку, обнажив толстые белые ноги, стала подниматься по лесенке, глядя на Павлова горящими глазами. Когда она с вожделением облизнула губы, Павлов не выдержал, угрожающе поднял вилы. - Уйди, - глухо сказал он. Люба отступила. - Да, что вы, Андрей Алексеевич, я ведь не за этим. Просто, подсобить хотела. - Убирайся, а то плохо будет, - пригрозил Павлов. Разочарованная женщина направилась к двери. - Вечерять приходите. Нарочно для вас первачу нацедила. - Она вышла. Он облегченно вздохнул, но дверь скрипнула снова. Он метнул вилы в сторону двери. Вошедший Широков с уважением взглянул на вонзившиеся в темные доски вилы. - Это конкретно, - признал он. - Что, так плохо? - Не то слово, - сказал Павлов. - На всю округу ни одной приличной бабы. От самогона Любкиного тошнит. Забери меня отсюда, Сережа. - Рано, Павлик. Потерпи. - Ну, хоть девчонок приличных привези, что ли. - Нельзя. Ты нищий актер, подрабатываешь у фермеров, откуда бы у тебя деньги на девчонок взялись? А если что, у тебя Любаша под боком. Павлов закатил глаза и застонал, словно от зубной боли. - Шучу. - Широков извлек из портфеля бутылку джина. - Вот тебе гостинчик. Они сидели на сеновале, свесив ноги вниз, пили из граненых стаканов. - Как дела у молодоженов? - поинтересовался Павлов. - Неважно. Я не предполагал, что у вас такие сложные отношения. - Я же говорил, что она с ним не ляжет. Знаешь, Сережа, она очень верная. Широков взглянул на него с иронией. - Блажен, кто верует. Странно, что ты совершенно не разбираешься в женщинах. - В том-то и дело, что разбираюсь. Убьет, а не изменит. Она, ведь, любит меня. Широков язвительно улыбнулся. - Может быть, и ты ее любишь? Павлов подумал. - Может быть. - Что-то тебе в лирику кинуло на лоне природы. О чем ты, вообще, говоришь? Он - это ты, иначе затея теряет смысл. В твоих интересах, чтобы у них были супружеские отношения. У нее пока не возникло сомнений, хотя он допускает жуткие проколы. Павлов сжал зубы. - Все равно, если даже она не узнает, то почувствует. Широков поспешил сменить тему разговора. - Зачем им сено? У них же нет коров. - Для лошади, - объяснил Павлов. - Они держат мерина - в распутицу очень удобно.
Подъезжая к дому, Широков заметил машину Илзе. Она ждала его в гостиной. - Что-то случилось? - спросил Широков. - Почему ты здесь? - Я не могу зайти в гости к старому другу? - Почему же? Можешь. Только раньше ты этого никогда не делала. - Он сел в кресло. - Так что же, все-таки, произошло? - Надо когда-то начинать. - Она подошла к Широкову и уселась к нему на колени. - Ты что?! - опешил он. Илзе страстно, как в кино, приникла к его губам. Широков не мог отдышаться от жаркого поцелуя и удивления. - Я тебе нравлюсь? - спросила Илзе. Широков смешался. - Как тебе сказать... - Почему у тебя нет женщины, Широков? - Откуда ты знаешь, что нет? - Я никогда не видела рядом с тобой женщин. - Может, у меня другая сексуальная ориентация. Она снова приникла к Широкову. - Нет. Я бы это почувствовала. - Позволь мне встать, - попросил Широков. Он спихнул ее с коленей и отошел в угол, налил себе из красивого графина. - Так что тебе надо? - А ты обещаешь сделать, что я попрошу? - Сначала попроси. - Убей Павлова, - попросила Илзе. Широков поперхнулся виски. - Это же сейчас просто, - сказала Илзе. - Все подумают, что убили из-за денег. Широков подошел к креслу. - Погоди-ка... - Он сел, попытался осмыслить услышанное. - Ты хочешь, чтобы я убил твоего мужа и моего лучшего друга? - Ну, да, - подтвердила Илзе. - Если он умрет, я не буду претендовать на основной капитал. Все достанется тебе. - Это здорово, - обрадовался Широков. - Но как ты это себе представляешь? Нож, пистолет, яд? Что ты предпочитаешь? - Зачем? - искренне удивилась Илзе. - Есть люди, которые это делают так, что никто не узнает. - В самом деле? - удивился Широков. - Да. - Ну, тогда, конечно, все в порядке. А почему ты обратилась ко мне? - Я хотела к Егорову, но его убили, а больше мне не к кому. Я бы это сделала сама, но у меня не хватает духу. Значит, договорились? - Есть одна маленькая проблема, девочка. - Какая? - Дело в том, что я не убиваю друзей. Илзе посмотрела на него и поняла вдруг, как глупо, как наивно было обращаться к Широкову с подобной просьбой. Но обида и ненависть жгли ей сердце, лишая разума. Она заплакала. - Но что мне делать? Убить себя? Широкову стало не по себе. - Упаси Бог, Илзе, успокойся. Этот безумный бред, я могу отнести сугубо на счет твоего психического, - он подобрал слово, - утомления. Езжай домой, отдохни. Может, все рассосется само собой. - Не рассосется. Ты же понимаешь, Широков, так дальше продолжаться не может. - Не понимаю. - Понимаешь. Он ненавидит меня, совсем сбесился. Даже фашисты так изощренно, садистки не издевались над партизанами. - Как? - удивился Широков. - Он играет Бетховена! Широков растерялся. - Подумаешь, Бетховен. - Пожалуйста, Широков, сделай что-нибудь! А я тебе тебе за это все, что ты хочешь, сделаю! - Илзе упала на колени, напомнив ему даму под вуалью. - Он погладил ее по голове. - Этого не надо. Я, естественно, не могу тебе обещать, что сделаю то, что ты требуешь. Но я обещаю подумать... - Подумай, Широков, пожалуйста! - ... подумать, - продолжал Широков, - как исправить положение. - Его можно исправить только одним способом. - Я же сказал - обещаю подумать.