С полуоткрытым ртом глядела на него Инфанта:
- Святая Агнесса… с кем вы спорите?
- С собой, сеньорита… с кем же еще.
- А может хватит уже? По-моему, вы доказали себе все! Потанцуем теперь? - не глядя, она ткнула кнопку позади себя: ворвался стереофонический шквал средней мощности, навязывая "хард рок".
- Нет, что вы, я - пас, - шарахнулся Филипп.
- Да-да, вы еще тогда цеплялись за старое аргентинское танго… я помню! Как за бабкин подол! - смеялась она и уже отплясывала. Неуверенно обезьянничая, Филипп попытался соответствовать.
- Пьесу-то положите… не похитят здесь!
Филипп кинул на подушки пластиковую книжку.
- Я собираюсь играть в ней, знаете? - крикнула Мария-Корнелия. Он дал понять, что недослышал, не понял. Тогда она совсем заглушила музыку, четко повторила всю фразу, после чего вернула громкость. Танцевать она могла и всерьез, и пародийно - сейчас было второе. Филипп стал недвижим и, должно быть, выглядел глупо:
- Как… играть?
- Очень просто! А для чего я заварила всю эту кашу?
- Я полагал… что вы бескорыстно…
- А я - бескорыстно! - кричала она, продолжая дергаться в ритме. - Ваш театр… ничего не должен платить мне! Я еще сама… внесу в это дело… сколько понадобится!… На декорации… на костюмы! Танцуйте, танцуйте! Что?!… Не нужна вам такая артистка, скажете?
Нет, так нельзя было разговаривать. Тем более, о таком. Девчонка нарочно прибегала к механическому раскрепощению "хард рока", чтобы осмелеть, подойдя, наконец, к главному.
- Скажете, не нужна?
Он сам убрал в аппарате звук.
- Нет, пока я ничего не скажу… А ваш отец - он в курсе дела?
- В курсе другие. Полковник Корвинс, например. Он теперь будет командовать зрелищами… вам его слова достаточно. Кто вам, кстати, сделал хороший амулет надежности? Он! Очень может быть, что в эту минуту он читает "Исповедь лгуньи"… А если я поласковей взгляну на прыщи его сына, он все для нас сделает! Вот. Знает про это еще майор Вич, он тоже - за. А папа… ну, понимаете, он не успел воспитать в себе художественный вкус. Из всего искусства его одна кинохроника интересует и детективы. Но нам с вами нечего обращать на это внимание! Отец узнает потом… лучше, если на премьере уже. В один вечер сделается самым горячим театралом: меня-то он любит, в этом можете не сомневаться! - она сама себя перебила. - Сеньор Филипп, я танцевать хочу! Мы говорим, говорим…
И она опять врубила систему. На этот раз децибелы были умеренные, но все равно, следовало переждать, помолчать, а он все- таки прокричал сквозь наглые синкопы:
- Какую же роль вы облюбовали там?
- Что?
- Какую роль, спрашиваю?
- Анны, конечно! - Розовая, с оскаленными зубками, Инфанта шла в танце на него, он пятился. - Меньше, чем на главную роль, и замахиваться не стоит,верно?
- Но Анне 22 года!
- А вот и нет! Незачем так старить ее… Посмотрите сами! Ей меньше!
Удивленно поглядывая на эту вакханку с ее пластическими радостями, он взял в руки экземпляр в кофейной обложке. На второй странице четкая печать сообщила ему про героиню:
"АННА - монахиня, 18 лет".
- О-о… так тут уже и соавторство ваше…
- Что? Не слышу… А 18 мне дадут, не бойтесь, - тем более, в длинном платье… Сеньор Филипп, я вам еще покажу свой танец среди бутылок! Ни одной не роняю - увидите! Нельзя Анне такую сценку вставить?
- Слушаюсь! Когда речь идет о монахине, - ничего нет проще!
- Как? Что вы сказали?
- Неважно. А роль пантеры там не потребуется?
- Издеваетесь?
- Почему? Не так уж это сложно…
Тут появилась горничная Кармела с новым блюдом, и внимание Инфанты переключилось:
- Что там у тебя, Кармела?
- Десерт, сеньорита. Горячий шоколад с ромом, ананасы…
- А-а, ну поставь. - И снова к Филиппу. - Так вы сделаете, что я прошу?
Вместо ответа он сам, не понукаемый ею, а по своей охоте, в присутствии горничной, вызывая у нее оторопь и смех, пустился в этот хард-рок - теперь, когда Мария-Корнелия уже перестала. Нелепо выходило у него? Тем лучше!
- Не сделаете?
- Что за вопрос! - выкрикивал он. - Даже сам сыграю пантеру! Или того леопарда… на чьей шкуре вы сидеть предлагали… Этот ведь один и тот же зверь - знаете? Одно только отличие: она - брюнетка! Нет, не плохо, по-моему: открывается занавес - и героиня… то есть, вы, с трезубцем в руке… сидит на шкуре автора!