Через полчаса, легкая, с отлетающей сумочкой, она сбежала с крыльца и помчалась на студию.
Яркие афиши полуобнаженных красоток и красавцев украшали гримерную. Лампы струили ослепительный свет, жара была бы нестерпимой, если бы не кондиционеры.
Ирина опустилась перед безжалостными зеркалами. Она не опоздала, хотя добраться сюда по длинным темным коридорам с бесчисленными дверьми и табличками с именами режиссеров и картин, прокуренным лестничным площадкам, переходам и поворотами было не просто.
— Пришла, моя красавица, — обернулась к ней Анастасия, продолжая сильными руками растирать в мраморной чашке замороженный цветной грим собственного изготовления. — Подожди минутку, все равно там еще не готово, — она кивком головы показала в сторону съемочного павильона.
Анастасия была задушевной подругой. Семь лет назад Ирина устроила ее на студию, и за это время Настя-маляр поставила себя так, что с нею считались даже режиссеры и директора фильмов.
— Что? — уловила она настроение подруги. — Вернулась от дочки поздним вечером и затосковала в пустом доме, голубá-душа?
— Заметно? — Ирина опустила голову.
Анастасия усмехнулась и вздохнула по-женски сочувственно.
— Не журись, солнышко. Все проходит.
— Вот именно, — Ирина уткнулась в лицо ладонями. — Настя, милая, неужели это все? Неужели никогда? Я же ничего не успела, я даже женщиной не была. Я держусь, как могу, но до каких пор? Ведь уже скоро, скоро… — она склонилась к самым коленям. — Не хочу стареть, не хочу, не хочу…
— Полно, полно, — Анастасия прижала к себе ее голову. — Не тебе бы говорить, не мне бы слушать! Мы тебя еще замуж отдадим, молодую-интересную. С такими-то глазами!
Ирина подняла лицо.
— Прости меня, Настя. Все как-то одно к одному. Маму во сне видела… Помнишь, как она за один день ушла?
Анастасия обняла ее и поцеловала в лоб.
— Все будет хорошо.
Ирина улыбнулась сквозь слезы.
— Утешительница ты моя. Что я, в самом деле… выплескиваю на тебя. Извини. Обидно немножко. Я могу играть интересные характеры, а тут…
Анастасия поцеловала ее в темя и отвернулась к своим баночкам.
— Терпи, казак. Что у нас сейчас? Пенсионерка? О-о, — она вдруг вспомнила нечто важное, — да ты же ничего не знаешь!
— Чего не знаю?
— Того, что происходит здесь, в родной киностудии. Тут такое творится, что все на ушах стоят.
— О чем ты?
— О том, что пора забыть слезы. Время чуять верхним чутьем.
— Что чуять? Говори же.
— То-то, — Анастасия наставительно подняла палец. — Сейчас надо и видеть, и слышать, и успевать туда, где ты нужна. А нужна там именно ты и только ты с твоей грацией, трепетностью, твоим искусством и мастерством.
Анастасия преобразилась. Из добродушной хозяйки она превратилась в хваткого дельца, знающего, как устраиваются кинопробы, договора и сделки. Обойдя Ирину, она повернула ее к себе, потом опытным взглядом посмотрела на нее в зеркало.
— Я не понимаю, — проговорила Ирина.
— Сейчас объясню. Костю Земскова знаешь?
— Ну?
— Ну и ну, баранки гну. Уже последнему лифтеру известно, что он, молодой и гениальный, надежда страны и киностудии, носится сейчас со сценарием «О зрелой женщине на изломе жизни» и не может найти актрису на главную роль. Он должен увидеть тебя, ощутить, как свою звезду.
— Впервые слышу. Костя Земсков, такой вихрастый?
— Больше ничего про него не вспомнишь?
— Лауреат в Каннах, кажется.
— И того с лихвой хватит. Теперь все зависит от тебя. Нельзя допустить, чтобы он выбрал какую-то француженку! У тебя есть русскость, она в глазах, в улыбке. Найди его, покажись. Действуй, действуй. Эти художники все могут решить в одну секунду. Даже во сне.
Ирина сникла. Эти просьбы, смотрины! Ну почему ей, талантливой, молодой, надо гоняться за кем-то, жеманничать, умолять?
— Не вздыхай. Надо значит надо, — поняла ее подруга.
В комнату уже заглядывали разные люди, и уже торопили, но после внушительного ответа хозяйки понимающе исчезали. Ничего не скажешь, Анастасия достойно поставила себя в глазах сотрудников. Оборотясь к столам, полным баночек с мазями, краской, пудрой хозяйка принялась за дело.
Это было ее царство. Под ее руками Ирина, свежая, нежная Ирина стала превращаться в строгую и сухую учительницу химии, с обожженным реактивами лицом и полузакрывшимся глазом. Сердце актрисы сжалось. Разве об этом она мечтала? Но такова была роль в картине. В заключение Настя натянула на нее парик с мышиными прядками, с хвостиком на затылке и отстранилась, любуясь на свою работу.