Люди простояли на площади до самого вечера, наплевав на холод и пришедший с моря дождь вперемешку со льдом. В какой-то момент это собрание перестало быть просто хоккейным событием — в толпе зазвучали скрипки и аккордеоны, люди пели песни, танцевали, группа молодых и горячих даже вынесла из ближнего дома пианино. В нескольких местах установили железные печки на которых готовили горячее вино с пряностями, которое раздавали всем, кто хотел согреться. Энфорсеры, вначале настороженные и пытавшиеся держаться в стороне, постепенно вливались в общий водоворот. Кто-то даже плясал вместе с гражданскими — чтобы согреться, наверное.
Вечером к Патрику в общежитие пришли Жаклин и Дженни. Сам Руа не мог их навестить — Перрон заставил игроков оставаться в лагере перед игрой. Никто особенно не протестовал — финал требовал от команды максимума, и команда готова была его дать. Патрику пришлось поспорить с охранником, чтобы он пропустил посетительниц — инструкция предписывала тому пропускать только ближайших родственников, а собственная принципиальность заставила требовать с них документы.
— К-как отыграли? — спросила Джен садясь рядом с Патриком на потертый диван в холле общежития.
— Неплохо, — усмехнулся Патрик. — Одна победа и одно поражение. Правда, из-за меня чуть не слили вторую игру — пропустил шайбу в самом конце игры. Глупо пропустил.
— Хорошо, что все-таки в-выиграли, — с деланным облегчением произнесла Джен. Женщины любят изображать такой тон, когда считают, что покончили с неинтересной для них темой разговора. Патрик посмотрел на нее. Кажется, следы той ночи почти стерлись в ней — взгляд снова стал безмятежным, спокойным.
— Дженни, — начал он осторожно, — я хотел тебя спросить.
— О чем? — девочка повернулась к нему, приподняв бровь.
— Если не хочешь — не отвечай.
— Сп-прашивай.
— Расскажи мне о Сесилии. Вы же провели вместе много времени… Ты часто ее видела?
Дженни осторожно кивнула.
— Она п-приходила ко мне в камеру. Почти каждый д-день. М-мы разговаривали. Иногда. Иногда она п-просто садилась рядом и молчала.
— Долго?
— Очень, — Джен поежилась, словно попала под холодный ветер. Патрик осторожно приобнял ее за плечо, прижал к себе. Девочка мелко дрожала.
— О чем она тебя спрашивала? — спросил он тихо.
— Она м-мало спрашивала. Б-больше говорила. Рассказывала всякое… Про в-войну. Про П-пустоши. Я д-думаю, она так колдовала. К-колдовала, чтобы я вспомнила.
Взгляд Дженни застыл в одной, невидимой точке. Ее речь стала более ровно, заикания почти пропали.
— Я слушала ее и вспоминала то место, где я появилась. П-потрескавшуюся стеклянную плитку на стенах, стертый, рваный линолеум на бетонном полу, ртутные лампы, п-постоянно моргающие. Я ненавидела это место. Но еще б-больше я ненавидела людей, которые там б-были. Они мучили меня, издевались. Они считали м-меня куклой или лабораторный мышью. Они не оставляли меня, не стеснялись и не давали стесняться мне. М-меня не спрашивали, хочу я чего-то или нет, не спрашивали даже могу ли, готова ли… Они вообще не считали, что я м-могу что-то хотеть. Они называли м-меня "Объект Д". Когда п-пришел тот человек… Я не сопротивлялась. Он сказал, что п-пришел забрать меня и что я д-должна ему доверять… В итоге я просто п-попала в другую клетку. В Д-детройте.
Патрик молчал, не решаясь первым нарушить тишину. Джен сидела не шевелясь, словно изваяние.
— А п-потом я вспомнила, что говорили обо мне в Детройте. Они говорили, что у меня нет души. Что я не ч-человек. Я сказала об этом Сесилии — мне было так страшно, что я н-не смогла д-держать это в себе. А Сесилия…
Джен снова умолкла. Патрик выдержал паузу.
— Что сказала тебе Сессилия?
Девочка обернулась к нему, глядя прямо в глаза.
— Что это неправда. Что моя душа попала в это тело из другого мира. А п-потом она сказала, что ты — мой настоящий отец. Из другого мира. И ты п-попал сюда так же, как я.
— Знаешь, мне кажется, она была права.
— Я знаю, что она была права.
Они помолчали немного.
— Откуда она могла это узнать? — спросил Патрик. Вопрос не был адресован Джен, но девочка ответила:
— Она сказала, что п-попала сюда так же, как и мы. Т-только вместе с телом.
Патрик усмехнулся. Ну что, это подтверждало его догадки.
— Это почти смешно. Как думаешь, почему Сесилия ушла? — спросил он негромко. Джен пожала плечами:
— Я н-не знаю. Ушла и все. Д-думаешь, она вернется?
— Нет. Не должна.
Они снова замолчали. Сейчас говорить что-то было не так и нужно.
— Тебе пора идти, — наконец произнес Патрик. Дженни покосилась на него.
— П-поговорил с Жаклин. Ты должен.
Патрик кивнул. Должен. Поднявшись с дивана, он подошел к стоящей в стороне женщине.
— Знаешь, — начал он, — я хотел сказать тебе… извини, что так все получилось. Я не хотел, не думал, что все так повернется…
Жаклин обернулась к нему, посмотрев на него тяжело, почти неприязненно:
— Не думал? А что ты думал?
— Я думал, что вы в безопасности.
— Ты ошибся. Что теперь?
— Теперь вы в безопасности.
Невеселая улыбка проступила на лице женщины:
— Ты в этом уверен? Ты уверен в этом, мальчик с глазами старика? Кто ты вообще такой? Почему ты здесь? Почему ты вмешался в мою жизнь? И почему я позволила тебе это?
— Я…
— Ты здесь ни при чем. Но я больше не хочу, чтобы ты был рядом. Тот кошмар, который я пережила… Из-за чего? Я даже не знаю тебя! Ни тебя, ни эту девочку. Все это очень мило — молодой папаша, сирота-приемыш… До тех пор, пока не оказываешься в темном подвале, зная, что в любой момент ты… тебя…
Она запнулась, поспешно отвернувшись. Патрик чувствует на плечах неимоверную тяжесть.
— Прости меня.
Он возвращается к Джен, садится рядом с ней.
— Скоро все окончится, — произносит он глухо. Сейчас важно дойти до финальной точки. Там все изменится. Новый горизонт откроет новые возможности. Именно на этом горизонте и придется сделать настоящий выбор. Ведь выбор определяется действием, а не намерением. Намерение всегда можно изменить. Только действие имеет свою точку невозвращения. И для Патрика эта точка — Кубок Стенли.
Труднее всего удержать победу, когда уже точно уверен, что она лежит в твоих руках. В момент, когда пик напряжения сил, критический момент оказывается позади, кажется, что теперь ты в состоянии дойти до конца даже на поломанных ногах. Кажется, что предстоящие усилия, в сравнении с уже потраченными, ничтожны и приложить их будет легко и приятно. На счету "Варлокс" было уже три победы — против одной у Калгари. Все, что требовалось сейчас — это победить в последней игре. И все что требовалось сейчас от Патрика — не пропустить больше ни одного гола. Задача не самая сложная, если разобраться. Как говорил Нилан: "останавливай эту долбаную шайбу!"
Калгари начали игру уверенно, к началу второго периода лидируя со счетом "два-ноль". В течении десяти минут "Варлокс" сравняли счет, но Пылающие тигры снова заработали преимущество — "три-два", после серии из трех добиваний в последние секунды второго периода. И все же, в третьем отчаянные атаки вывели "Варлокс" вперед — "четыре-три". До конца игры остается пять с небольшим минут. Так мало по меркам обычного человеческого ритма — и так опасно много по меркам хоккея.
Патрик видит происходящее взглядом, ограниченным хоккейной маской — взглядом вратаря. Сейчас игра как никогда сильно зависит от него — игроки будут стараться тянуть время, но едва ли всерьез попытаются увеличить отрыв. Если он удержит ворота — "Монераль Варлокс" возьмут Кубок. Если же он сдаст — будет еще одна игра, но в этой игре в ворота встанет скорее всего не он. Оончится ли это победой для Калгари? Едва ли. Но это точно окончится поражением для него. Именно сейчас станет окончательно ясной его роль в этом сражении. И вознаграждение, которое его ожидает.