Круто! Я, оказывается, сам себе эскулап. Никогда раньше подобных навыков не имел, а тут вдруг - раз! - и готово.
Но мгновением позже приходит осознание - навыков экстренного лечения не было у меня, который я, а вот у других, которые теперь я - такие знания и практика имелись в достатке.
Интересно, кто же я теперь? Остался ли я собой, или это теперь совершенно новая личность?
Опыт создаёт человека. А во мне теперь этого опыта - как минимум от четверых.
Сложно...
Решив не забивать больше голову в данный момент абсолютно лишней ерундой, приподнимаюсь на локтях, вывернув шею, смотрю в неожиданную подушку.
Попа. Округлая, туго обтянутая платьем. С одной стороны торчат стройные ножки, с другой - длинная коса и правая рука, вытянутая по направлению ко мне. Вокруг руки захлёстнут кожаный ремешок, вторым концом он теряется под рюкзаком. Приподнявшись чуть выше, вижу широкий след в песке: вот, значит, откуда это ощущение мешка цемента, взятого на буксир, взялось.
Осторожно распутываю ремешок - высохнет, намертво передавит руку. А под жарким солнцем этот процесс пройдёт крайне быстро. Поправив неловко подвёрнутую руку, перекатываю груз на спину. Девушка. Молодая. Мизинцем и безымянным пальцем нащупываю на шее артерию. Пульсирует. Слабенько, конечно, но уверенно, без сбоев.
Платье чёрное, длинное, с разрезом едва ли не до талии по обе стороны, общий покрой похож на китайские национальные ципао, разве что рукавов нет.
Уже-моё-знание раскрывается бутоном лёгкой головной боли, и кто-то из тех, которые теперь я, с внутренним содроганием опознаёт в наряде жреческую одежду хэльнар. Хэльнар, х'эль-эльнар, дети Звёзд. Высокие или высшие эльфы.
Обалдело смотрю на острые ушки, торчащие из-под растрёпанных волос. Куда там Галадриэль и прочим детям сумеречного разума сира Толкина. Тут, скорее, торжество истины, поставленное на поток японскими аниматорами. Ушки длинные, изящные, конусовидные, рисунок ушной раковины довольно глубокий, плавные линии наталкивают на одну мысль - тот, кто лепил это тело, абсолютно точно знал, как именно должны выглядеть совершенные длинные ушки.
Аккуратно стряхнув налипшие на безупречное лицо песчинки, поставил рюкзак на попа, укрыв тенью голову спасительницы. Именно спасительницы - ведь кто-то же меня тащил вперёд в те моменты, когда сознание и контроль полностью отказывали мне? Запользовав бритву Оккама, получаем простой, как две копейки, вывод: жизнью я обязан именно жрице.
С трудом поднявшись, я, борясь с ватными ногами, углубился в прибрежные заросли. Обострившийся нюх отчётливо говорил, что где-то поблизости есть как минимум ручеёк. Десяток шагов, едва ли больше, и вот он - петляет между стволами поразительно гладких пальм, проложив себе дорожку по каменистому руслу.
Да, люто хочется пить, но опыт того, кто теперь я, говорит - лучше перепроверить.
Борясь с искушением припасть к ручью и пить, пить, пить до посинения, я двинулся вверх по течению. Метров двадцать, может, немногим больше, и тонкая струйка упёрлась в каменный язык. Вода выбивалась на поверхность из разлома в камне, наполняла сначала природную чашу, образовавшуюся в скальном массиве, и, переливаясь узким мини-водопадом через бортик, образовывала именно тот самый ручей.
На всякий пожарный побродив по расширяющейся спирали вокруг водного выхода, других водоёмов не нашёл. Надеюсь, там, откуда этот ручей пришёл, никто в его водах не сдох. Было бы обидно, выжив при падении с многосотметровой высоты, сдохнуть от отравления трупным ядом.
Преодолевая соблазн с головой окунуться в каменную чашу, сначала помыл руки, используя в качестве природного абразива мелкий песок, в изобилии наличествующий на всём обозримом пространстве, и лишь убедившись, что кожа левой руки больше не несёт на себе следов грязи и крови, зачерпнул в ладонь воды, осторожно пригубил.
Вкуснятина!
Чистейшая, совершенно ледяная вода.
Пил долго, мелкими глотками, тщательно согревая во рту каждый раз маленькое количество живительной влаги: даря жизнь, она в лёгкую может и забрать её, достаточно лишь нахлебаться её до простуды и соплей. Без медикаментов и своевременной лекарской помощи такая простуда в краткий срок превратится в бронхит, а оттуда и до отёка лёгких раз плюнуть.
В конце концов, утолив жажду, занялся своим внешним видом.
Жара неимоверная, тяжёлая кожаная куртка создаёт полное впечатление мобильной сауны, потому - её долой. Некогда белая рубаха пестрит тёмно-алыми разводами, под ней - самодельный корсет из плотно намотанных бинтов. Под повязкой всё неимоверно чешется, но снимать пока что не рискну. Ну его нафиг, пусть лучше подзаживёт как следует.
В армейских штанах, плотных и не менее тяжёлых, тоже теплица. Таким макаром ещё пара часов, и птенцы появятся, не говоря уж о характерном запахе. Так что - осмотреться, насобирать широких огромных листьев, венчающих макушки молоденьких пальм, и, используя брючный ремень, соорудить из них юбку "а-ля папуас". Ботинки только снимать не буду, мало ли какая гадость здесь понатыкана под листьями?
Свернув пару кульков из пальмовых листьев, заполнил их водой и отправился на берег.
Эльфа в сознание так и не пришла, даже положение тела не поменяла. Расковыряв носком ботинка ямку, оставил в ней один листвяной кулёк. Вооружившись вторым, сел рядом с девушкой. Вода чуть стравливается, но мне это и надо. Поймав несколько капель на ладонь, смачиваю виски и лоб эльфийки.
Сия бесхитростная операция заканчивается невероятно бурным результатом: с хриплым выдохом девушка резко садится, глаза, поначалу лишённые всякого выражения, мгновенно прикипают взглядом к кульку.
Стараясь не делать резких движений, протягиваю самопальную чашу девушке.
Не берёт. Смотрит с подозрением. Крылья носа трепещут, не по выражению лица - скорее, по эмоциональному фону, - понимаю, что страдает от дикой жажды, но - боится принимать сей дар из моих рук.
Стараясь не делать резких движений, отпил из свёртка, напоказ приподняв его над головой и поймав ртом струйку живительной влаги. Проглотив воду, протянул кулёк эльфе.
С сомнением глядя на меня, девушка всё же приняла подношение. И так же, как я ранее, стала пить мелкими глотками.
Утолив жажду, остроухая кивнула:
- Каянтэ'ллех ил ам'маас. Намиле ххан.
- Ни бельмеса не понимаю, - иллюстрируя слова, погонял воздух ладонью рядом с ухом.
- Хумансы... - Вынесла вердикт жрица уже на понятном новому мне языке. - Говорю, что благодарна за воду и спасение. Мы в расчёте.
Голос у неё приятный, с какой-то едва уловимой затаённой хрипотцой. Каждый слог - как звон нематериальных колокольчиков, ласковый, обволакивающий.
Я пожал плечами:
- Ты помогла мне не утонуть, я, видимо, помог тебе с тем же самым. Так что действительно - в расчёте, - покосившись на второй кулёк, с огорчением констатировал, что упругие листья таки разошлись, напоив влагой песок. - Если хочешь умыться и привести себя в порядок, шагах в сорока отсюда есть выход ручья. Вода, правда, холоднючая...
Потратив минуту на размышления, девушка попыталась встать. Фигвам, национальная индейская изба. Ноги подломились, и девушка далеко не самым высокохудожественным образом раскорячилась на песке.
Стараясь не смотреть на великолепные ножки и место их соединения, обнажённые задравшимся сверх самого неприличия платьем, подхватил остроухую на руки и, мельком отметив, что весит она чуть больше пушинки, бодро зашагал к чаще.
Силы мои после питья восстановились в более чем достаточном количестве, так что усталости никакой не ощущалось, к тому же девушка действительно оказалась необычайно лёгкой - кажется, такую можно весь день на руках таскать - не устанешь.
Умывшись ледяной водой, эльфийка с видимым удовольствием распустила тугую шнуровку сандалий и с пробирающим до самых низменных глубин сущности сладострастным стоном опустила ноги в ручей.