Прочухавшись слегка, я, стимулируемый воображаемой стаей злобногрызов, спешащих на неожиданный завтрак в виде меня, любимого, быстро собрал вещи. Мельком удивляясь на тему 'эк вас переколбасило-то', но не всматриваясь и не вдумываясь в подробности. Только обратил внимание, что обширные накладные карманы на куртке превратились во что-то вроде двух ташек, пристёгнутых плотно к бокам (не стал смотреть, как именно). Плащ-накидка, дубовая и потрёпанная, с потрескавшимся кое-где резиновым покрытием превратилась во что-то мягкое, но плотное, не сразу поймёшь какого цвета. Рюкзак – похож на тот, что был, топорик тоже вроде как не изменился. Меч, лук, колчан – три раза по ого! Посох! Вот это подарочек! Но – потом, потом. Что-то мне не нравилось в моём месте ночёвки, как будто зудело под кожей по всей тушке сразу. Итак, ножны с клинком и саадак за спину, колчан со стрелами на бедро, посох-копьё-топор… эээ… да пусть будет глефа, кто-то против? Не слышу возражений. Если что – переименую. Итак, глефа – в руки, и вперёд.
Пока шёл и осматривался по сторонам, стараясь определить возможные опасности и полезности, успел подумать, что моё чувство леса как бы даже слишком того… Какой-то эльф получается, а я на такое не подписывался. На ходу пощупал по бокам головы – уши, как уши, вроде такие, как и были. А с другой стороны… Эльф, если верить описаниям, должен чувствовать весь лес вокруг, как единое целое и каждую деталь. Ощущать желания каждого кустика, и не только ощущать, но и изменять – попросить куст не цеплять одежду, уговорить заросли расступиться или траву распрямиться. Есть у меня такое? 'А вот хрен вам в обе руки', как говаривал один персонаж. Могу прощупать лес метров на двести, причём – в достаточно узком секторе. При этом могу не заметить чего-то прямо под ногами, что я и подтвердил, споткнувшись о сосновый корень. Выругался тихонько и оставил только 'фоновое' чувство, плюс – усиленное внимание вперёд и за спину, поскольку на спине у меня глаз нет.
Вот оно, местечко! Речушка, неширокая, тут изгибается полупетлёй. На внешней стороне излучины образовался песчаный обрывчик высотой метра два. Слева, если стоять лицом к реке, бугорок сходил на нет и был удобный спуск к воде. Вдоль кромки воды шёл неширокий, метра полтора пляж. Просматривалось чистое дно, понижавшееся полого. Слева, напротив спуска, виднелся брод, но заросший водорослями так, что было очевидно – не ходят тут люди. Справа на краю излучины берег нависал над водой, получалась эдакая тумбочка высотой около полуметра. Присмотревшись понял, что эта тумбочка – старый ольховый пень, полощущий корни в воде, подобно спруту, который захотел было перебраться жить на берег, но на пол пути засомневался, остановился, задумался. И стоит эдакое чудо, с одной стороны глянешь – плоская тумба, как в бассейне. С другой стороны – неведомое чудище призадумалось у кромки воды. Вот так и рождаются легенды о водяных, как раз и стоит над явным омутом – река там тёмная, дна не видно.
Я, хоть и не имею сродства к воде, если верить тому, что увидел в моей ауре полутрезвый дружественный йог, но рыбалку люблю, и понимать реку или озеро научился. Правда, с чисто утилитарной точки зрения. Мысли о рыбалке навели на мысли о рыбе и о еде. Приступ банального голода, совпавший по времени с приступом прагматизма, развеял романтический настрой, как буйный осенний ветер тонкий дымок от угасшей свечи. Хм, похоже, всё-таки не до конца развеял. Мысли о рыбе тут же сформировались в план пошарить в корнях под пнём и под обрывом. Перед глазами, как живой, встал когда-то пойманный мной руками у берега налим на полтора кило весом. Эх, и вкусный же был, зар-раза…
Нет уж, перед тем, как шарить руками в корнях надо попытаться сообразить, что в тех корнях может водиться, не окажусь ли я сам в роли того налима. Вздохнув, окинул взглядом дугу пляжа, длиною метров двадцать-двадцать пять, реку, шириною на изгибе метров шесть-семь и сужающуюся до трёхметровой речушки на входе и на выходе. Глянул на противоположный берег, заросший осокой луг. Похоже, по весне речушка разливается по ширине своих петель и даже больше. Потому и до кромки леса на том берегу шагов сто – сто двадцать, по границе паводка растёт. Покосился я подозрительно на заросли камышей на правом фланге, вздохнул и пошёл проводить инвентаризацию.
По левую руку и выше по течению, чем мой пляж, сразу за бродом били три родничка. Почти правильный треугольник, один ключ на дне реки ('нежарко будет купаться – мелькнула мысль, – как бы судорогу не словить') и два на берегу. Вот там-то и ощущался источник чего-то светлого, бодрящего. Захотелось увидеть, что же там на самом деле. Удивляясь себе, но не сильно, поднял руки к лицу, заслонил ладонями глаза, закрыл их. Глубоко вздохнул, как когда-то на занятиях по кун-фу, в три этапа, представляя себе течение энергии по телу к соответствующей точке тела, после чего с резким выдохом развёл руки в стороны, открыл глаза и… открыл глаза ещё раз. Не знаю, как это объяснить, но ощущение было, как будто поднимаю ещё одни веки. Почти сразу в глазах появился какой-то дискомфорт, как будто пылью запорошило. Но я не обращал на это внимания, глядя на феерическую картину.