— Совершенно согласен с тобой, брат Вильгельм, что именно так и следует поступать воспитанным людям, — не раздумывая согласился Мирослав. — И еще, не зная ваших уставов, мы ничего не нарушим, если пригласим тебя скромно отобедать с нами?
— Ни единого подпункта, — широко улыбнулся тот. — При условии, что и вы разрешите мне завтра угостить вас.
— Идет, — засмеялся Мирослав и едва удержался, чтоб не хлопнуть 'серого' брата по плечу. Такое поведение было бы слишком уж нарочитым и преждевременным. С подобными жестами и вольностями в разговоре следовало выждать хотя бы до третьего, распитого сообща, кувшина.
* * *
Несмотря на сутану и духовное звание, брат Вильгельм понимал толк в застолье не хуже любого моряка, и опрокидывал кубки наравне со всеми, не пропуская ни одного тоста. А когда у хозяев возникала неожиданная заминка с затейливыми здравницами, тут же предлагал свою прибаутку. Правда, все они так или иначе сводились к благодарности Искупителю. Но, чтоб не обидеть добродушного гостя, который на самом-то деле был настоящим хозяином — пили и за это. А между тостами, как бы невзначай, Мирослав расспрашивал обо всем, что только может представлять интерес человеку, впервые попавшему в чужую страну.
Брат Вильгельм отвечал подробно и обстоятельно. Не задумываясь. Будто излагал въевшуюся в память, как ржавчина в плохое железо, легенду. Или — рассказывал вещи обыденные и общеизвестные, лежащие на поверхности, а потому не отнимающие время на поиск. Но в такую искренность и простоту таможенного чиновника, хоть и монаха, как-то не верилось. Иначе, как расценивать ответ, например на такой вопрос:
— А что это, брат Вильгельм, в толпе на пристани одни купцы да горожане? И совсем не видно ни солдат, ни стражников…
— Откуда ж им тут взяться-то? — удивлялся в свою очередь тот. — Я тревоги не объявлял. А ношение оружия в черте города хоть и не запрещено законом, но является, как бы поточнее выразиться… — он на мгновение замялся, подбирая нужное слово. — Дурным тоном, что ли?
— Кто ж тогда порядок в гавани поддерживает? — продолжал допытываться Мирослав.
— А зачем его поддерживать? — совершенно искренне, или искусно притворяясь, не понимал 'серый'. — Он что, тоже напился и сам на ногах удержаться не может? Га-га-га… Не волнуйтесь — не упадет.
— А все-таки, — не унимался посол.
Брат Вильгельм твердой рукой наполнил кубки и провозгласил:
— Да приблизиться приход Искупителя!
Выпили, закусили кто чем. И 'серый' продолжил:
— Да сами жители и поддерживают. Согласитесь, братья, что жить в мире и спокойствии гораздо приятнее, чем в бардаке. Так почему бы не приложить немного старания и не навести общими усилиями порядок раз и навсегда? А если никто не станет его нарушать, то и поддерживать не понадобиться.
— Но люди разные. Нарушитель всегда найдется.
— На все воля Создателя. Искупитель позаботиться о грешнике, — торжественно ответствовал брат Вильгельм. — Извини, сударь, не могу с тобой согласиться. Как раз люди совершенно одинаковые, как овцы в отаре. И вряд ли во всем княжестве найдется достаточно богатых глупцов, чтоб закон преступали слишком часто.
— Любое правонарушение карается денежным штрафом, — поспешил объяснить сотнику Маковей. — Мелкие провинности — в размере полугодового дохода всей семьи смутьяна. А те, что посерьезнее, с материальным и физическим ущербом — вообще могут ввергнуть в вечную кабалу пострадавшему или Ордену весь род преступника. Думаю, на таких условиях, всякий поостережется.
— Совершенно верно, — кивнул брат Вильгельм, но поднял голову уже с заметным усилием.
— По тем суммам штрафов, которые были доведены нам, — не согласился Мирослав, — это не слишком заметно. Неприятно, согласен, но никак не разорительно. Кроме смертельного исхода…
— Для чужеземцев установлена десятинная часть виры, — объяснил 'серый'. — Мы же понимаем, что варварам трудно сразу избавиться от дурных привычек. Да и плата за стоянку судна частично выравнивает разницу…
— И что, если я дам в морду зарвавшемуся хаму, то он еще и заработает на моем оскорблении? — возмутился Мирослав. — А как быть униженному достоинству? Утереться и промолчать? Угроза вечного рабства остудит любой, даже самое благородное сердце!
— Напротив, — возразил брат Вильгельм. — Если хамское поведение будет подтверждено хотя бы одним свидетелем, хам заплатит по дукату пострадавшему и в княжескую казну. А если кто не удовлетвориться вирой и потребует дуэли, то и тут нет препятствий. Правда, проводиться поединок должен в специально отведенном для этого месте и в присутствии братьев Ордена. Которые сначала уточнят все подробности возникшего инцидента, установят ответчика, размер налагаемого штрафа, предложат пострадавшему компенсацию и только в том случае, если истец категорически откажется принять денежную компенсацию, разрешат получить сатисфакцию кровью. Но, в случае нанесения серьезного увечья или смертельного исхода дуэли, платить уже придется истцу. И чем больше семья ответчика, тем выше сума начисляемой компенсации. По-моему — очень даже справедливо. Вы как считаете?
— Похоже, — задумчиво прогудел Маковей. — Но без кубка доброго вина, во всех тонкостях дела сразу и не разберешься. Давайте, други, выпьем, чтоб наше пребывание на островах обошлось без происшествий…
— Великолепный тост, — согласился брат Вильгельм. Выпил до дна, а потом произнес извиняющимся тоном. — Что-то я устал сегодня. Не будете ли вы любезны, предоставить мне одну из кают для отдыха, или парочку матросов — для сопровождения в мои чертоги? Первое — предпочтительнее. Мое появление в порту в столь веселом виде не нанесет урона достоинству, но выдаст аванс подчиненным. А зачем их баловать? Я и так не суров и снисходителен к невинным слабостям.
— Конечно, конечно, — успокоил начальника портовой службы Маковей. — Я сейчас же распоряжусь. Будь нашим гостем, брат Вильгельм.
— Благодарю, — тяжело уронил голову на грудь 'серый', но последним усилием воли еще раз взял себя в руки и довольно внятно произнес. — А завтра, милости прошу ко мне в самую лучшую харчевню… — после чего уткнулся лицом в сложенные на столешнице руки и сладко захрапел.
— Слабак! — подвел итог Лебедян, потрясая возле уха кувшином и с недовольной гримасой ставя его на пол. — Пустой… Предлагаю, продолжить трапезу на берегу… Вы как?
— Согласен, — поддержал младшего Бобра посол. — Почувствовать под ногами твердую почву, а не эту норовистую палубу, будет приятно.
— Сомневаюсь, что именно сейчас тебе удастся ощутить разницу, но почему б не и попытаться?.. — не стал возражать Маковей.
— А ты разве не с нами? — удивился Мирослав.
— Если кто позабыл, то я охотно напомню. Приказ короля был совершенно однозначен. Один из нас обязан оставаться на корабле.
— Точно! — подержал брата Лебедян. — И поскольку приказы не обсуждаются, пошли, сотник, гулять вдвоем. Проветримся, поглядим вблизи на врага.
— Не мели языком! — цыкнул Маковей, указывая взглядом на безмятежно похрапывающего 'серого' брата.
— Будет тебе, — легкомысленно отмахнулся младший Бобер. — 'Монах' спит, как убитый. А если и нет, то и так завтра ничего не вспомнит. И потом, кто в здравом уме, поверит, что мы хотим воевать?
— Поверит, не поверит, но темы этой лучше не касаться даже в шутку.
— Ладно, ладно, — сдался Лебедян. — Чего налетели будто коршуны?.. Каюсь, глупость сморозил. В дальнейшем буду более осторожен. Годиться? Или вам, по обычаю островитян, виру заплатить?
— Знаешь, — произнес задумчиво Маковей. — Похоже, не такая уж и глупая придумка… Вот чем тебя, баламута, пронять? Сечь нельзя — дворянин. Сразу на плаху — провинность пустячная. А вот если ты б выложил из собственного кармана парочку талеров, а после прикинул сколько вина или иных сладостей мог за них приобрести — небось, в следующий раз хорошенько подумал бы, прежде чем рот открывать.