— Друг семьи, — невозмутимо отозвалась я. — Очень близкий!
Томас поперхнулся неозвученным возмущением, и от очередного едкого комментария его спасла только дверь библиотеки на моем пути.
— Всего вам доброго, Джейн.
— До свидания, леди Эрилин! Я буду ждать вашего письма!
И почему-то я совершенно не удивилась, когда спустя несколько минут Томас, проводив своего «приятеля», нашел меня в библиотеке.
— У вас это наследственное? — поинтересовалась я, едва он перешагнул порог.
— Что? — озадачился юный лорд.
— Выбирать для отношений глубоко неподходящую партию.
— Да как вы… да мы… и вообще Каролайн вышла замуж за форсийского герцога!
— Ясно, значит, передается по мужской линии.
— Да с чего вы вообще взяли, что?..
— Мой юный друг, я, может быть, конечно, и не гений, но глаза имеются не только у них.
Томас пересек комнату и сел в кресло напротив меня.
— Кьеру не говорите, пожалуйста! И Джейн, она не знает… и вообще, никому не говорите!
Ой, да пожалуйста. Буду молчать, мне совершенно, ни капельки не сложно. И что изобретательница однозначно пылает к герцогскому брату ответными чувствами, я тоже никому не скажу. Меня же попросили…
— Не переживайте, лорд Томас, я унесу вашу тайну в могилу, — пробубнила я загробным голосом.
— Опять вы надо мной смеетесь, — упрекнул юноша.
— Это моя слабость — смеяться над пылкими увлеченными мальчиками.
На удивление на «мальчика» Томас совершенно не обиделся, а выдал и вовсе неожиданное:
— Вы только над Джейн не смейтесь. Ей непросто приходится, хоть она этого никогда и не показывает.
— Над пылкими увлеченными девочками, лорд Томас, я не смеюсь, я их поддерживаю.
— А почему же тогда?..
— Потому что мальчиков есть кому поддерживать и без меня. Общество у нас такое.
Брат Кьера смерил меня долгим задумчивым взглядом.
— Можете и дальше надо мной смеяться, но я рад, что Кьер вас встретил.
— Вот как? — удивилась я. — А я-то думала, вы проклинаете тот день и час…
На очередную шпильку юный лорд не обратил ни малейшего внимания, кажется, начал вырабатывать иммунитет. Молодец! Растет!
— Вы знаете… — Он уставился себе в ноги и заговорил как-то излишне торопливо, будто боялся, что я не стану слушать. — Ему очень нелегко пришлось. Отец был очень жестким человеком и строг с нами со всеми, но к Кьеру он был особенно требователен. Во всем. Он задался целью вырастить идеального наследника, человека, который может управлять герцогством и служить королю так же, как делал это он сам. А когда у Кьера открылось «окно», то к списку требований добавилось еще и безукоризненное владение магией…
Томас метнул взгляд на дверь, на меня, снова уперся им в пол.
— Отец был против запечатывания, считал это слабостью. Считал, что его сын обязан суметь взять это состояние под контроль, а не идти по пути наименьшего сопротивления. «Должны» и «обязаны» — это вообще единственные слова, которые мы слышали в свой адрес от отца, а Кьеру их перепадало еще в два раза больше. И Кьер подчинялся. Ему все подчинялись. Ни минуты свободного времени, и тотальный контроль. Удивительно, как после его смерти Кьер не сорвался и не пустился во все тяжкие, наверстывать упущенное.
Я сидела и молчала, с интересом вслушиваясь в неожиданный сбивчивый монолог. Кьер не любил говорить о прошлом, и я не настаивала — свое я тоже не особенно любила. Но сейчас, когда о нем рассказывал Томас, появилось какое-то странное ощущение, будто то, что он рассказывает, — очень важно. Будто это знание поможет мне лучше понять, что на самом деле представляет собой герцог Тайринский.
— Он перенял дела отца, занял его место при дворе, заменил его нам с Каролайн. Когда он устроил ей брак с приглянувшимся на балу герцогом Алуйским, сестрица пищала от восторга, как канарейка. И… — Томас хотел, кажется, перечислить еще кучу достижений брата, но сообразил, что это может затянуться, осекся и подытожил смущенно: — Я всегда им восхищался, всегда. И мне казалось, что все это Кьеру ничего не стоит. Я понял, что ошибался, только когда вернулся домой сейчас. Ему хорошо с вами, леди Эрилин, по-настоящему хорошо. Я никогда не видел, чтобы он столько улыбался. Да и вообще, чувствуется, что он оживает, будто внутренние путы ослабляются.
Ох, сегодня прямо день откровений. То, в какую сторону завернул свою речь юный Томас, меня, признаться, очень озадачило. И, надо признать, взволновало. И согрело. И…
К счастью, реагировать на столь внезапное заявление не пришлось. Дверь в библиотеку отворилась, явив нам герцога собственной персоной. Он перевел взгляд с брата на меня и произнес: