Почему я об этом думаю? Все маменькино дурное влияние и бесконечные нотации и необходимости бросить все усилия на поиски подходящей партии.
– Хорошо. – Герцог, наконец, принял решение, выпрямился, плечи расправились, и мне даже примерещилось, будто сюртук на них затрещал. – Я поговорю с господином Трейтом, попрошу его дать вам шанс.
Я поднялась и присела в реверансе, понимая, что аудиенция окончена.
– Благодарю, ваша светлость.
– Всего доброго, леди Рейвен.
Пальцы соскользнули с отполированного дерева перил. Я кивнула вахтеру, проходя мимо, получила кивок в ответ – заметил, понял, буду знать, где искать, – и направилась во владения криминалистов на первом этаже.
Дать мне шанс в понимании Найджела Трейта означало перевести меня из секретариата в лабораторию и вручить вместо старых отчетов грязные склянки, инструменты, столы и прочая. Уборщицам рабочий инвентарь не доверяли – опасное дело, и обычно каждый эксперт чистил его за собой сам, теперь же это стало моей задачей. Не знаю, с чего вдруг господин Трейт решил, что меня это смутит, остановит и заставить со слезами сбежать из департамента. А может быть, он рассчитывал, что я пойду жаловаться, и тут-то меня уже завернут – а не слишком ли многого вы хотите, миледи? В любом случае, его планам не суждено было сбыться. Я рада была оказаться поближе к основному действию и впитывала все происходящее в лаборатории, как губка, пока руки делали знакомую по годам обучения рутинную работу.
Более того, некоторые из коллег даже сочли, что Трейт перегибает палку и прониклись ко мне сочувствием, особенно, когда убедились, что драгоценным инструментам в моих руках действительно ничего не грозит. А один из них – мужчина средних лет по имени Тарн Гейл – даже позволял мне ему ассистировать, если начальника не было поблизости.
Одна беда – на розовое масло для рук средств стало уходить гораздо больше…
Так что от меня высокому начальству жалоб не поступало. Чего не скажешь о господине Трейте, решившем, видимо, взять герцога измором. И Кьер ведь мог бы его одернуть, стукнуть кулаком по столу, вовсе даже не ради меня, а просто, чтобы не надоедал по пустому и решенному. Но я подозревала, что герцога Тайринского высокохудожественные, одухотворенные и проникновенные речи Найджела Трейта о никчемности некой леди сильно забавляли. А в ключе новых отношений с этой леди – еще больше.
Зараза.
Мысли вновь устремились на третий этаж, закрутились вокруг дьявольских глаз и слов, сказанных низким будоражащим голосом, но я решительно погнала их прочь. Все, хорош. У меня работа. О личном будете думать в свободное время, леди Рейвен.
Я вошла в лабораторию, зажгла свет и посмотрела на часы. До окончания дежурства оставалось еще добрых пять часов. После холода улицы и стремительного разогрева в герцогском кабинете в сон стало клонить с удвоенной силой. Приготовив себе на лабораторной газовой горелке кофе (к этому тайному знанию, передающемуся от новичка к новичку за спиной Трейта, которого удар бы хватил от подобного использования лабораторного имущества, меня приобщили не так давно), я уселась с чашкой за дежурный стол и, прихлебывая маленькими глотками обжигающий напиток, принялась заполнять в журнал детали вызова.
Вообще мне повезло. Первой, ну почти, оказаться на месте убийства очередной жертвы нашего маньяка, которому в лаборатории уже лениво подбирали кличку, но пока достойного варианта не нашли, – это большая удача. Память бережно сохранила малейшие омерзительные детали сцены и в том, что касается именно этого убийства у меня теперь есть небольшой козырь. Результаты вскрытия может изучить любой эксперт и неограниченное количество раз. А побывать на месте можно лишь единожды. Малейшая деталь может иметь значение.
Я посмотрела на свою запись.
«15 сентября, 2 часа 47 минут пополуночи, тупик между номерами 6 и 8 по Конюшей улице…»
Что-что, а мою руку в дневнике издалека видно. Чистописание у остальных экспертов заметно хромает!
Помедлив мгновение, я перелистнула четыре страницы назад и нашла первое убийство.
«1 июля, 6 часов 23 минуты пополуночи, порог номера 14 по Звездной улице…»
Позже выяснилось, что в этом доме погибший и проживал. Не дошел. Труп обнаружила соседка, прибывший на место эксперт-криминалист с констеблем постановили, что убийство, пусть и загадочное в связи с удалением органа, к магии отношения не имеет. Слегка завышенные показатели амулетов списали на погрешность, и труп забрали в полицейский участок.
Я перевернула страницу обратно.
«18 июля, 4 часа 58 минут пополуночи, Королевский сквер…»
По счастливой случайности в эту ночь дежурил тот же самый криминалист, которого теперь легкое завышение показателей и знакомый «почерк» на теле насторожили. Был подан и одобрен запрос на передачу тел в департамент по контролю магии.
Расследование шло ни шатко, ни валко. Никаких значимых зацепок и по сей день найти не удалось. Дело грозило зарасти паутиной под кипой более насущных и решаемых. Особенно в свете того, что преступник затаился. И хоть все криминалисты до единого были уверены – не навсегда – работы в отделе было более, чем достаточно, чтобы еще бегать за привидением.
Начальство, впрочем, это не устраивало. Газеты продолжали вяло бубнить на тему некомпетентности и нагнетать страхи, его величество высказывал свое «фи» герцогу, а тот любезно передавал королевскую благодать по цепочке вниз. Трейт, в конце концов, не выдержал, взвился, заявил, что ему не хватает работников и потребовал увеличить штат на еще одну единицу.
Ох, как он теперь об этом требовании жалел…
Пророчества сбылись: спустя три недели после того, как я вышла на работу, – новый труп. И вот теперь, через восемь дней еще один.
Страницы шелестели туда-сюда, взгляд бездумно скользил по неровным разномастным строчкам. Все же странно, что между убийствами такая разница во времени. Две с половиной недели, больше полутора месяцев и неделя. Сроки меня смущали.
Смущало и другое.
У убийцы всегда есть мотив…
Перед глазами живо нарисовалась круглая фигура профессора Штайна. Он до сих пор носил давно вышедшие из моды клетчатые брюки, без конца вытирал потеющую лысину, говорил с картавым алемарским[5] акцентом, любил обводить аудиторию подслеповатым взглядом поверх пенсне и угощал студиозусов пряными хлебцами, которые в тоске по родине пекла его жена. И при всем этом был одним из самых строгих преподавателей кафедры. Я пересдавала его экзамен два раза и лишь тогда удостоилась проходного балла и удовлетворенного: «Оказывается, и из леди можно сделать человека!»
У убийцы всегда есть мотив. Согласно статистике полицейских протоколов, самым распространенным мотивом являются неприязненные отношения. На втором месте стоят деньги. На третьем – «’гоковые ст’гасти». Пока не будет выяснено окончательно, есть ли хоть какая-либо связь между жертвами, первый и третий можно отодвинуть.
Деньги…
Я пощекотала нос кончиком пера. Ограблены жертвы не были. Раздеты – да, но одежда и личные вещи валялись тут же, рядом с телом. Заказное убийство? Да кому надо заказывать того же нищего пропойцу? Все, кому он мог насолить, его не постеснялись бы и лично прихлопнуть. Вырезанные органы могли идти на продажу, но все же этот финансовый аргумент тоже казался мне сомнительным. Разве что на продажу для…
Черные ритуалы, запретная магия, поклонение языческим богам… сюда же сумасшествие разной степени – это в картину, на мой взгляд, вписывалось гораздо больше, и я возлагала большие надежды на завтрашнюю, вернее, уже сегодняшнюю беседу с отцом Гербертом.
Инициатива была моя личная, естественно, поэтому и отправлялась я к нему в свой последежурный выходной. Я не сомневалась в компетентности коллег, а из отчетов знала, что со специалистом на эту тему они уже беседовали, но с другим. Мне же хотелось узнать мнение человека, который произвел на меня неизгладимое впечатление своим умом, знаниями и чувством юмора, качеством для священника уникальным. Он трижды читал нам лекции, и под впечатлением от них, одну из курсовых я посвятила криминалистической характеристике оккультных преступлений, а во время написания частенько забегала в его приход за консультацией.