И я, никогда не выносившая даже малейшей мысли о том, что какой-то мужчина вне рабочих отношений, будет диктовать мне, что делать и подчинять меня своей воле, внезапно разомлела, как кошка, от исходящей от него ауры властности и силы. Выгнулась, подалась вперед, безоговорочно подчиняясь любым его желаниям. Находя именно сейчас небывалое упоение в том, чтобы быть слабой и беззащитной женщиной.
Бокал, снова забытый в руке, выскользнул из ослабевших пальцев и, расплескав вино по юбке, с мелодичным хрустальным звоном разбился о чугунную предтопочную плиту.
Кьер оторвался от моих губ, при этом не отстраняясь, так что шепот и теплое дыхание касались их почти, как поцелуи, только легкие и невесомые.
– Только приехала, а от тебя уже неприятности, Эри.
– С каких пор герцог считает неприятностью разбитый бокал?
Мне с большим трудом удавалось удерживать равновесие в такой позе, чтобы не повиснуть полностью на его руках, не цепляться за его плечи, как за спасательный круг, и сохранить хотя бы легкий налет независимости.
– Говорят, это к несчастью.
– С каких пор маг верит в приметы?
– С тех самых, как Дьявол дернул меня оставить тебя на этой работе. Говорил мне Стайн, женщина на королевской магической службе – быть беде.
Здесь сложно было с ним не согласиться, давненько уже департамент не был настолько бессилен поймать преступника. Но вслух я озвучила совсем другое:
– Для того, кто давно пытается зажать меня в темном углу, ты слишком много разговариваешь.
– О, нет, моя дорогая. – Кьер расплылся в улыбке, не так часто полностью озарявшей его лицо, а у меня от этого обращения ворох мурашек пробежал по позвоночнику и тягуче дернуло внизу живота. – Я просто умею не торопиться и получать всю выгоду из представившихся мне возможностей.
Я сдалась и расслабилась, полностью откидываясь на поддерживающие меня ладони, зная, что те не отпустят и не уронят. Герцог вернулся к прерванному занятию. Короткий поцелуй, легкий укус за нижнюю губу, и он спустился ниже, обжигающе касаясь подбородка, тончайшей кожи на беззащитно открытой шее, щекоча ее кончиками падающих на лоб черных волос. Он потянул за кончик банта, и темная плотная лента беззвучно стекла на ковер, открывая путь к спрятанным в кружеве пуговицам…
Только когда он ухватил меня за запястье, положив мою руку себе на шею, пришло внезапное осознание – я настолько увлеклась тем, что он и его прикосновения творят с моим телом и разумом, что совершенно забыла, что и сама могу двигаться и следовать собственным желаниям, а не только наслаждаться чужими.
И мне сейчас очень захотелось избавить Кьера от этого сюртука, расстегнуть рубашку. С первого дня нашей встречи мне всякий раз казалось, что этим плечам тесно в любом строгом одеянии. А ещё было страшно любопытно, какова на ощупь эта неприступная махина, потому что поверх одежды он казался отлитым из стали или выточенным из цельного куска скалы.
Реальность оказалась куда приятнее – гладкая горячая кожа, перекатывающиеся под ней жесткие мышцы. И едва заметная внутренняя дрожь от моих прикосновений, точно такая же, какую вызывали во мне его.
Я прижалась к Кьеру грудью, выглянувшей в «декольте» расстегнутой блузки – тело к телу, кожа к коже – и герцог совсем негромко, но отчетливо зарычал мне в ухо, которое только что целовал. Пальцы впустую смяли ткань, безнадежно пытаясь добраться до меня сквозь застежки и корсет.
– Я хочу порвать на тебе эти тряпки, перекинуть через плечо и утащить в спальню.
– Что же тебя останавливает? – самонадеянно поинтересовалась я, уже прикидывая, какая картина предстала бы в таком случае оказавшейся в коридоре прислуге.
Кьер подначку оценил.
– Придется покупать тебе новые.
В черных глазах плясали бесовские отблески каминного огня – умопомрачительно красиво.
– Или я не смогу выйти из спальни, и тебе придется терпеть меня каждую ночь, – продолжала дразниться я, наслаждаясь своей маленькой властью здесь и сейчас.
– Не искушай меня, Эрилин. – Голос его резко сел.
– Хорошо, не буду. – Я демонстративно отстранилась, оправила сползший с плеча рукав, складки на юбке и принялась застегивать пуговицы.
Тут Кьер расхохотался. Я никогда не думала, что он умеет так смеяться. Совершенно искренне, легко, заразительно, так что мне даже пришлось скривить губы, чтобы самой удержать смех.
– Пойдем, – он протянул мне руку. – Идею с «через плечо» я оставлю как-нибудь на потом.
Я уже собиралась вложить пальцы в широкую ладонь, как машинально их отдернула – в дверь громко постучали.
– Милорд? Прощу прощения, милорд…
Кьер весь напрягся, на лицо набежала тень. Казалось, он еле сдержался, чтобы не запустить в дверь сгустком огня и не испепелить к чертям того, кто посмел вмешаться.
– Что? – От грозного рыка даже у меня похолодели кончики пальцев.
– Срочное послание из дворца, милорд. Его величество желает видеть вас прямо сейчас.
Самообладание и в этот раз герцога не покинуло, хоть и далось с огромным трудом. Это было заметно. Кьер на мгновение прикрыл глаза, глубоко и медленно выдыхая, и не открывая их, припечатал:
– Пусть подадут мою лошадь. Немедленно.
А затем он посмотрел на меня с немым вопросом во взгляде – стоит ли договаривать: «И экипаж для леди?»
Я шагнула к нему, коротко коснулась губ.
– Время уже позднее, вряд ли это надолго. Как бы кощунственно это ни звучало, короли – тоже люди, и они тоже спят. Я подожду тебя здесь, если ты не против.
– Ты божественна, – прошептал он, целуя меня в ответ. А затем торопливо отстранился и принялся заправлять и застегивать рубашку, жилетку, сюртук, привычным жестом оправил волосы.
Я покосилась в зеркало над камином. Да-а, это проще распустить и переплести заново, чем привести в приличный вид. А потому я так и сделала – быстро вытянула шпильки и тряхнула головой, позволяя темным прядям свободно упасть на плечи и спину тяжелой волной. Все лучше, чем красоваться с вороньим гнездом. Не удержавшись, я чуть помассировала голову, уставшую за день от этой тяжести, а потом заметила, что герцог замер и жадно за мной наблюдает.
– Тебя ждет король, – напомнила я, тем не менее кокетливо поправив обрамляющие лицо локоны и купаясь в этом пристальном внимании.
– Ты несносна.
– Я божественна, – возразила я его же словами.
Мужчина только покачал головой – времени на долгую перепалку с доказательствами, кто тут главный и прав, не было. Убедившись, что я привела себя в порядок настолько, насколько это было возможно, он распахнул дверь. Лакей, поджидающий за ней на случай ещё каких-либо указаний, согнулся в полупоклоне.
– Леди Эрилин Рейвен остается здесь. В мое отсутствие любое ее желание выполнять незамедлительно.
– Как прикажете, милорд.
– Я постараюсь побыстрее. – Это уже мне.
Я улыбнулась в ответ, и герцог стремительно скрылся в темноте коридора.
Кажется, я ещё более безрассудна, чем сокрушалась моя матушка. Одно дело заявиться к мужчине в дом в его компании, другое – ещё и остаться, будто здесь мое место. Впрочем, раз Кьер не возражал – а уж он-то точно не возражал! – до всего остального мне нет дела.
Наклонившись, я подняла с ковра парчовую ленту, принадлежавшую ещё моей бабушке. Провела пальцами по выступающему серебристому узору, не тронутому временем. Эту плотную, даже жесткую ленту дед привез бабушке из заморской Клирии[3], выложив за нее стоимость хорошей лошади. По крайней мере, так рассказывали в семействе. Сейчас ей и жену лавочника не удивишь, только поэтому она уцелела, когда мать, рыдая, расставалась с ценностями.
Да, стоит признать, с тех пор жизнь всех членов семьи достопочтенного виконта Рейвена круто изменилась.
Я присела на диван, продолжая перебирать пальцами узоры банта. А ведь раньше мы могли позволить себе пусть не все то же самое, но близко к тому. Мои предки славились умом, деловой хваткой и умением преумножать состояние, так что корона неплохо обогатилась, когда шестой виконт Рейвен, он же мой дорогой отец, по какой-то причудливой прихоти судьбы ввязался, сам того не подозревая, в заговор против его королевского величества Эдгара VII. Только незнание, подтвержденное следствием, и спасло папеньку от плахи. Его даже не лишили титула, лишь конфисковали все состояние, кроме старого родового поместья в Богом забытой глуши, куда и сослали на долгие пятнадцать лет.