— Я знаю, что плохо шью! — закричала Люсинда. — И я никогда не буду шить лучше! Если бы только я могла очутиться в раю, а вы и ваше шитье попали бы в ад!
Выпалив это, Люсинда содрогнулась от собственной дерзости. На самом деле она не хотела отправить тетю Эмили в ад. Она просто пыталась, насколько могла, объяснить, что мечтает оказаться от нее и ее уроков на недосягаемом расстоянии.
В комнате воцарилась полная тишина. Люсинда втянула голову в плечи и с содроганием ждала своей участи.
— Люсинда! — изрекла наконец тетя Эмили. — Я сегодня не оставляю тебя на ужин. Собери свои вещи с пола. Кэти проводит тебя обратно в этот твой пансион.
Люсинда повернулась к выходу из гостиной и увидела дядю Эрла. Он стоял в дверях. Девочка сразу же поняла, что он все слышал. А еще ей показалось, что он смеется, хотя лицо его было серьезным.
— Если Люсинда не годится для ужина в этой гостиной, предлагаю ей подняться ко мне в библиотеку и поужинать там, — пристально глядя на тетю Эмили, проговорил дядя Эрл. — Полагаю, ее характер не повредит ни книгам, ни мне. Пойдем, Люсинда.
Он взял племянницу за руку и потянул к двери.
— Тебе следует помнить, Эмили, — снова поглядел дядя Эрл на жену, — нельзя требовать от всех детей, чтобы они точь-в-точь походили на твоих четырех газелей.
В библиотеке безраздельно властвовал дядя Эрл. Другие домашние сюда заходили лишь изредка. Тут пахло табаком, старой потертой кожей и книгами. Едва переступив порог, Люсинда сразу почувствовала, что очутилась именно в том «раю», к которому взывала всего минуту назад из гостиной.
Облюбовав одно из огромных кожаных кресел, простеганных пуговицами, девочка опустилась в него и утонула словно в пуховой перине. Дядя удовлетворенно кивнул головой и прошелся в задумчивости вдоль книжных полок. Остановившись возле одной из них, он спросил:
— Никогда еще не встречалась с мистером Уильямом Шекспиром, Люсинда?
— Нет, только слышала, — тихо отозвалась племянница. — Нам в школе почти каждый день читают куски из него. Но разве можно кого-то узнать по кускам, дядя Эрл?
— Нельзя, — согласился тот. — Вот я и предлагаю тебе познакомиться с Шекспиром поближе. По-моему, самое время. А начнем мы, пожалуй, с «Бури». Там действует много людей, которые напоминают тебя. А происходит все на зачарованном острове в дальнем море. Правда, такого острова никогда не существовало на свете, но разве это имеет какое-нибудь значение?
И, взяв со стеллажа книгу, дядя опустился в кресло напротив Люсинды.
— Действующие лица, — начал читать он. — Алонзо — король Неаполитанский; Себастьян — его брат; Просперо — законный герцог Милана. Запомни, Люсинда, законный! Антонио — незаконный герцог; Фердинанд — сын короля; Ариэль — дух…
— Это что, вроде феи? — полюбопытствовала Люсинда.
— Ну да, — подтвердил дядя. — У Шекспира полно волшебных существ — Ариэль, Пак и еще много других… Сколько поколений детей наслаждаются ими. Как ты считаешь, это лучше, чем шить, а, Люсинда?
И он заговорщицки глянул на девочку поверх очков. Люсинде очень нравился дядя Эрл. Во внешности его, и в рослой фигуре, и в поступках чувствовалась основательность. Лицо его обрамляли рыжие бакенбарды, однако они оставляли достаточно места, чтобы поцеловать дядю и не уколоться. Но больше всего Люсинде нравились его глаза. Они были голубые, как незабудки, и племянница часто по ним узнавала то, чего дядя не договаривал вслух.
Он снова взял в руки «Бурю» и продолжал чтение до тех пор, пока на улице не стало темнеть. Тогда он прервался и позвонил служанке, чтобы Люсинде принесли ужин.
— По-моему, я даже сквозь пол чувствую, как нас с тобой осуждают в гостиной, — покачал головой дядя Эрл. — Твоей тете Эмили хотелось бы, чтобы весь мир походил на нее. Ну да ладно. Давай-ка лучше дальше читать.
И они стали читать дальше. Когда Кэти внесла поднос с ужином, Люсинда отметила про себя, что, несмотря на весь гнев, тетя Эмили не стала лишать ее удовольствия. На подносе оказалось множество вкусных вещей. Булочки от Пэрселла. Пюре из курицы. Русская шарлотка. И, наконец, какао. Ясное дело, подобный ужин только усилил блаженство от чтения.
К семи вечера с «Бурей» было покончено. На подносе тоже ничего не осталось.
— Теперь мне надо спускаться к ужину, — с сожалением проговорил дядя.
И тогда, выбравшись из кресла, Люсинда изо всех сил обхватила руками этого чудесного человека. По-иному выразить благодарность она не могла. В ее лексиконе еще не было слов, достойных «Бури» Шекспира, и, крепко прижимая голову к животу дяди Эрла (дотянуться повыше ей не позволял рост), она думала, что непременно отыщет такие слова в словаре тотчас же, как вернется домой.