Наконец машина остановилась. Меня выволокли из багажника. Четыре мордоворота в черных чулках с прорезями для глаз избили меня, надавали обидных пощечин и бросили погибать в грязной луже, как скотину. Перед моим носом повертели пистолетом и дали понюхать кулак, пахнущий приятными женскими духами.
-У тебя есть три дня! - грозно прозвучал голос одного из злобных бандитов.
Господь сотворил мир за шесть дней, а мне предстояло найти необходимую сумму за три дня. Заработать честным способом за такое мизерно короткое время я не мог, ведь я не звезда шоу-бизнеса, а всего лишь скромный продавец сердец в лавке мясника. Я не покоряю сердца, я их продаю. И ем. Потому что в конце рабочего дня у меня всегда остается небольшой излишек товара, который я не сдаю владельцу магазина, а забираю с его позволения себе домой. Там варю себе сердечный суп, жарю сердца с луком на сковородке, отвариваю их. Но все эти действия приводят, в конце концов, к неизбежно одинаковому результату. Я - сердцеед в самом полном и прямом смысле этого слова. И чувствую себя таковым в скрытом, завуалированном смысле. Я мог бы вскружить голову любой девушке, закрутить умопомрачительный роман с одной из тех, с кем меня сталкивает жизнь ежедневно. Коллеги, покупательницы, соседки по квартире, посетительницы кафе, в котором я пью кофе и обедаю, так как не могу за столь короткое время обеденного перерыва приготовить себе полноценный и питательный обед сам, - все эти девушки смотрели на меня с интересом, многие были готовы вступить со мной на стезю сближения. Но я был холоден с ними, как замороженная тушка курицы. Я не был готов к общению с женщинами. Они не могли понять причину, по которой я игнорировал их. Они не знали, но я-то хорошо понимал, что прежде, чем я приступлю к выполнению пункта второго материнского завета, я должен выполнить пункт первый: посадить дерево. И вот это мероприятие срывалось, катилось ко всем чертям, накрывалось медным тазом. Во всем виновата женщина! Шерше ля фамм! Ищите женщину! Купился на наивные глазки, роскошные волосы, сладкие речи и слегка подгоревший пирог с цукатами и изюмом! Ах! Вот у мамочки моей пироги! Одна мысль о них заставляет мое сердце (то, что в груди) биться чаще. Сладостные воспоминания приводят в движение весь биологический цикл, предваряющий пищеварительные процессы, включая и обильное слюноотделение. Мамочка! Я скучаю по ней, очень скучаю! Возвращение в родительский дом становится для меня идеей фикс, навязчивой идеей. Но для этого я должен выполнить три коротких пункта материнского завета. Огненными буквами светились они во мне все три, но на первом месте я видел неизменно: «посади дерево».
Может, я понял слова матери слишком буквально и прямолинейно? Может, я не уловил в словах матери какой-то скрытый, тайный смысл? Но нет, моя мама всегда выражается предельно конкретно и ясно. Нет смысла искать в ее словах какой-то иной смысл. «Вымой уши!» - и я мыл уши. «Иди в школу!» - и я шел в школу. «Ешь кашу!» - и я ел кашу. «Не надевай юбку сестры!» - и я не надевал юбку сестры. «Врать нехорошо!» - и я врал хорошо. «Воровать нельзя!» - и я не воровал.
Стоп! Что-то подсказывает мне, что я не зря вспомнил эти прекрасные моменты моей пока еще такой короткой биографии. Воровать! Если я не могу заработать деньги честно, я должен их украсть! Украсть, только украсть. Нежные воспоминания о маминых пирогах мгновенно отступают на второй план, в голове складываются совсем другие образы. Обрывки фильмов, отрывки из прочитанных книг, страничка из букваря, на которой группа детей пытается посадить яблоню, фрагменты фраз...