- Какой трибунал?! Спроси капитана. Ничего ему не будет.
- Товарищ капитан, чего он мелет? Чтобы за побег и ничего!
- Какой побег?! – веснушчатый чуть не захлебнулся молоком.
- Такой! Дезертирский!
- Иди ты…
- Сам иди туда!
Капитан чиркнул спичкой и прикурил:
- Хватит лаяться. Черт с ним. Поехали.
II
Большой зал с низкими скамейками вдоль стен пронизал холодный сумеречный свет. Он колюче сквозил из узких и высоких окон. На скамейках жались друг к другу и к собранным матерями рюкзакам группы призывников. Ждали своей очереди. У дверей с приколотой бумажкой «Комиссия» уверенно переминались с ноги на ногу офицеры. И Прытов среди них. Свой. Он что-то рассказывал, остальные слушали и смеялись. Виктор не понимал: чему можно так радоваться. Офицеры смеялись как-то особенно беззаботно, словно завтра никогда не наступит. Завтра. Будет ли оно вообще? День тянулся и тянулся. Натикало только три часа. Быстрее бы что-нибудь определенное. Или не стоит его торопить?..
Все в зале зашевелились.
- Ребятки, раздевайтесь до трусов и шагом марш за мной, - долетел до Виктора удивительно мягкий голос капитана.
- А обувь? – спросил кто-то.
- Босиком, - сказал Прытов и распахнул дверь с бумажкой. – Догоняйте.
За дверью оказалась вереница смежных кабинетов. В каждом за столами сидели военно-медицинские спецы в черных сапогах и белых халатах. Им предстояло определить: годен или нет призывник к воинской службе. Осматривали разом по десять человек, не вылезая из-за столов. Виктор погрел одну ногу о другую – пол с ободранной краской грел слабо.
- Смирно! – скомандовал военврач в первом кабинете.
Видимо, здесь отмечали наличие и количество ног – могли ошибиться. Тем более что туда-сюда сновали офицеры, перенося бумаги с одних столов на другие. Наконец, доктора закончили свое дело – подписали какие-то документы. Теснясь и толкаясь, ребята перешли в следующий кабинет.
- Раздеться!
Виктор переглянулся с соседом, пареньком с порезанным ухом. Тот громко спросил у комиссии:
- Трусы что ли снимать?
- Трубесы, трубесы, - нетерпеливо ответил молоденький лейтенант. Он стоял в стороне и наблюдал за процедурой, раскачиваясь с пяток на носки, скрипя сапогами. Они были новые и офицерику, видно, очень нравился этот скрип. Он даже прищуривался от удовольствия.
Потом осмотрели зубы.
После комиссии Виктор постарался быстрее одеться. Хотя у него было ощущение, будто замерз не он, а кто-то другой. Хорошо еще, что на все, про все врачам хватило пятнадцати минут. Осмотр как-то сблизил всех ребят. Они помогали друг другу разобраться в вещах, грудой сваленных на лавку. Подошел капитан:
- Сейчас нас отведут на ночлег, тут недалеко. Пока рюкзаки не развязывайте. Там поедите.
Парнишка с порезанным ухом, его звали Толик, натянул на голову шапку:
- Товарищ капитан, неужели, все годны?
- Так точно. Как ухо? Болит?
- Он думал – его из-за уха оставят, - съязвил веснушчатый. Он опять жевал. На этот раз пирожок с повидлом. Повидло выползало с другого конца пирожка на руку, а парень с наслаждением его слизывал.
- Ничего я не думал, - ответил Толик и, вдруг, весело добавил, - А ты жуй, день твой последний приходит буржуй!
Все засмеялись. Веснушчатый отошел в сторону. Виктор смеялся только снаружи, а что творилось внутри – он не понимал. Какой-то сумбур.
III
Голова раскалывалась на тысячу кусков. Виктор боялся ей пошевелить, такая боль была ему до сих пор незнакома. В ушах звенело и гудело. А свет из иллюминатора подобно волосяной плетке хлестал по глазам. Тошнота, как подошла к самому горлу после взлета, так и не проходила. Виктор, судорожно сжав зубы, вертел языком леденец. Он царапал небо, но Виктор не знал другого выхода. Он повернулся всем туловищем к соседям – у них то же самое. Мимо прошла стюардесса, и кто-то спросил ее: «Когда?» - «Два часа», - сквозь стекловатный шум услышал Виктор.