- Опять, значит! – наконец сказал зампострой.
- Что? Гражданскую стройку обули? – скромно подсказал Жеребцов, легко переводя разговор на другую тему. – А, разве?..
- При чем тут стройка? – остановил его Кремницкий. – Стройка – дело хорошее. За это тебе деньги платим! Ты куда кирпич дел?
- В надежном месте. И кирпич, и доски для стеллажей, и толь на крышу, - хитро подмигнул Жеребцов.
- Вот как?!
- Надо будет, еще съезжу. Только вот… сторожа перед этим напоить надо.
- Ну?
- А когда… разве сам удержишься? – развел руками Жеребцов.
Зампострой зарделся:
- И толь, говоришь? На крышу?
- Три рулона вполне хватит. Я прикидывал.
- Так.… Отберешь каменщиков. Лучших. Знаешь, куда послать?
- Знаю-знаю! Только вот… куда воротами ставить? – смущенно произнес Жеребцов.
- Там что, не видно?! Что я к остальным гаражам задницей повернусь? – повысил голос Кремницкий. На этот раз он не поймал ручку, и она свалилась под стол.
Жеребцов, вскочив со стула, бросился туда, куда он давно хотел. Улыбнувшись сам себе и носкам сапог зампостроя, прапорщик выпрямился и, аккуратно обтерев ручку ладонью, положил ее на стол.
- Разрешите идти?
- Дуй! – демократично усмехнулся Кремницкий. – Да смотри у меня! Чтоб Седов не знал.
- О чем речь, товарищ майор? – вроде бы обиженно протянул прапорщик. Он козырнул и, повернувшись на каблуках, вышел из кабинета.
Кремницкий достал из кармана носовой платок и обтер импортную шариковую ручку. Подарок жены. «С волками жить, по-волчьи выть», - отчетливо сказал про себя зампострой.
III
- У меня тоже зверинец за пазухой, - снисходительно признал Глеб. – Да тут у всех… Не слышишь, как ночью скребутся?
- Я думал – мало ли,.. – пожал плечами Горин.
Посмотрев на Глеба, он тоже решил проветрить портянки. Стянул сапог. В нос ударило противной прелью. «Но всё же, не такой как от обмоток Глеба», - мелькнуло у Виктора. Тот: и тряс портянкой, и чихал, и … все остальное делал нарочито громко, словно рядом не люди, а чистое поле. Горин успел заметить, что шум, скажем так, более или менее естественный шум – смех, шарканье по полу, отрыжка – громче всех получался у дембелей, и тише, незаметней у молодых. А курсанты, даже десять-двадцать человек, казалось, и не дышат. Глеб грохотал, как будто прослужил лет пять. «И чего он из себя дембеля корчит?! – недоумевал Виктор. – Со мной-то мог бы и не…»
- Особенно Кеша с Серегой. Во сне, - продолжал рассказывать Глеб. – Этих додиков, молодых тоже грызут, но они тихонечко стараются… Все больше об матрас как корова о плетень. Даже выщелкивать боятся…
- Как это? – перебил его Горин.
- А вот так! – Глеб пошарил у себя рукой и вытащил вошь. – Подрыгайся-подрыгайся… в последний раз. Кладешь ее на ноготь, а другим – щелк! – продемонстрировал Глеб. – Если – щелк, значит, сдохла. Проще пареной репы.
- Ловко…
Горин тоже захотел щелк – чтоб сдохла, но пойманная зверюга упала с ногтя на землю и потерялась там. Смотрел Горин, смотрел…
- Не ищи ты ее! Другую вытяни, - недовольно посоветовал Глеб.
У Виктора получилось на пятый раз. Он ждал похвалы, но Глеб высказался равнодушно-насмешливо:
- Этому и обезьяны очень быстро учатся.
Горин торопливо вытер ноготь о штанину:
- А чего вы в поле делали?
- В поле.… Да ничего! Кеша с Серегой сразу куда-то умотали, вроде парадку Пете обделывать.… А молодые нашли канаву поглубже, и спать улеглись до обеда. Мне говорят: «Когда солнце будет вон там – разбудишь». Плевать я на них хотел – «разбудишь»! Походил туда-сюда да тоже спать лег. Ничего, сами вскочили как миленькие! И на солнце щурятся, чморье! Ни слова мне не сказали, что я их не караулил.
- Так ты спал?! – воскликнул Горин.
- Дрых! И не храпел. Чего ты уставился? Натягивай сапоги, вон курсы пылят.
Горин обиженно надул губы. «Мы же все вместе полночи не спали, а до обеда не спал только я один. Все вместе, а я не спал», - упорно повторял он про себя. Ему вторил другой голос внутри: «А, если бы у тебя была возможность валяться – стал бы о других думать?» - «Стал бы!» - спорил сам с собой Горин, но чувствовал, что врет.