Зеленые операторы привели курсантов на задний двор мастерской. Там были сложены доски. Те, которые Горин считал своей, уже законной добычей. Прытов велел ему с Глебом сколотить несколько щитов для опалубки. Он спешил возвести стены пункта боепитания, чтобы заняться настоящим делом. Капитан задумал построить огневой городок по европейскому образцу. Как в гэдээровском военном журнале. «Порядок, красота и.., - запинался Прытов, - дизайн». Незнакомое иностранное словечко только-только начало проникать в узкие круги средней полосы. Понятно, что офицеры читинского гарнизона, перед которыми Прытову случалось воспарять, невольно думали: «Заумничал, заумничал». И … кивали. Словечко сыграло не последнюю роль и во время совещания у командира полка. Подполковнику Седову понравился этот самый «д-дизайн», тем более, капитана горячо поддерживал безгаражный Кремницкий. Правда, начфин, у которого уже давно все было, надувал щеки, и замполит полка, вдруг начал твердить о слабой политподго.., но их перебил Седов: «Строить!»
Когда Виктор с Глебом стали нагружать курсантов досками – нести на огневой – к ним вышел Юра. Он немного посмотрел и, тронув за плечо одного свободного парнишку, тихо сказал: «Пойдем». Парнишка, польщенный такой лаской от операторского дембеля, едва не побежал впереди Юры. Вскоре курсант вернулся с пилой и топором. К груди он прижимал бумажный кулек с гвоздями.
IV
Юра не только снабдил инструментом, но и подключил бетономешалку – «Да никого в поле не убьет». Парни разбилась на бригады. По способностям. Руководили, конечно, Виктор и Глеб. Рай курсантам. Почти без окриков. Как на гражданке. Рев бетономешалки и размеренное чавканье жижи в ее брюхе веселили ребят. Они пилили, подгоняли, колотили от души. Горин мысленно благодарил сержантов – не вмешивались. Они играли в карты под большим, как транспарант фанерным щитом, который торчал из земли в полусотне шагов. Щит размалевал неумелый художник. Танкист отчаянно косил, а танк, гордо задрав ствол, заваливался набок.
Жеребцов подбежал к уже собранной и залитой свежим раствором опалубке. Фуражка на затылке. Кулаки сжаты до побелевших костяшек.
- Р-разобрать!! – заревел он. – Кто разрешил доски трогать? Р-разъеду!! Р-разъету!
Все опешили. В первый момент Горин всерьез напугался жеребцовского гнева, но потом, когда прапорщик попытался каблуком выбить опорные колышки, неуверенно подал голос:
- Зачем ломать?
Виктора тут же, чуть ли не хором, поддержали несколько курсантов-мастеровых:
- Товарищ прапорщик, не надо!
Жеребцов скакнул на них как боевой петух:
- Молчать, сволочи! Прибью!
И, если бы на месте прапорщика был любой из сержантов или дембелей – из «положенных» мучителей, то курсанты, конечно же, склонили бы головы. Но тут, почти офицер, да к тому же чужой. И парни открыто зароптали. Кто-то крепче сжал рукоять топора. Еще чуть-чуть и случится.… Жеребцов мгновенно оценил обстановку. Он опустил руки и, прошипев в сторону Горина: «После разберусь», - зашагал прочь.
Курсант-плотник сочувственно положил руку на плечо Виктору:
- Ну, теперь тебе достанется от него. Чего он у вас какой-то психованный? Радоваться бы должен, – сколько сделали.… Считай, на метр подняли стены-то.
Подошел и Глеб:
- Не бойся. Ничего он не сделает. Прытова побоится.
- Черт его знает! – быстро возразил ему курсант-плотник. – Уйдет ваш Прытов домой…
- Помолчи, - перебил его Глеб. – Не на век же уйдет!
В спор о судьбе Виктора вступили и остальные мастеровые. Горин не мешал им. Ему нравилась роль мученика за общее дело. Именно, роль. Прытов всегда заступится. Виктор это знал точно.
* * *
Девятая глава
I
Внутри танкового бокса пряталась кирпичная домушка. К запирающейся двери вела лестница в три ступеньки, а с другой стороны домушка выдавалась стеклянным полукружьем в поле.