Галя мыла руки. Она не оглянулась, когда Прытов вошел и опустился на прохладный клеенчатый диванчик. Свежий воздух кабинета разбавляли сладковатые, чуть с горчинкой волны духов. Хорошо знакомых Галиных духов. Она не удивилась приходу мужа и еще какое-то мгновенье рассматривала себя в зеркало. Оттуда, из зеркала Прытов перехватил ее взгляд. Остановившийся, птичий.
- Я знала, что ты придешь.
- Почему?
- Почему-то. Что-то случилось в атмосфере.
- Я не хотел, чтобы у тебя кто-то оказался.
- Только что выпроводила. Скелетик в коже.… В танковых войсках. Сердце чуть дышит.
- Зарядкой надо заниматься.
- Сам-то не очень усердствуешь.
- Потому и пришел.
- Что, худо?
- Если бы. Мне никак. Совсем никак. Лучше бы уж болело: здесь или хоть здесь.
Прытов пальцем потыкал себе в грудь.
- Так все здоровые люди говорят. А чуть кольнет, хлопот не оберешься.
Белый халат был надет прямо на белье. Прытов разглядывал просвечивающий сквозь накрахмаленную ткань изощренный рисунок кружева. Ревниво представил, как мальчишка-солдатик только что смотрел на Галю. У мужа зашевелилось чувство новичка. Это виденное-перевиденное тело за легкой завесой непривычных запахов и звуков, собственной тоски и какой-то пустоты. Прытов поежился. Озноб мохнатым клубком скатился по спине. Желание подступило как надежда. Галя, стараясь не щелкать, повернула ключ на два оборота. Потом достала из шкафчика вафельное полотенце с казенным штампом. Она ни о чем не спрашивала.
Все произошло очень быстро. Слишком быстро. Прытов не испытывал ни удовлетворения, ни легкости. Было ли? Только мирная-мирная благодарность. В жесте, в молчании, во вздохе. И вина.
Галя поправила себя. Налила из графина воды и, по обыкновению, подала мужу. Пить не хотелось. Словно соблюдая какой-то ритуал, Прытов сделал несколько глотков. От стакана пахло хлоркой.
Женщина отошла к окну:
- У тебя сегодня что-то случилось?
- Случилось. Сегодня у меня случилась ты.
- Ну, это-то давняя история.
Галя провела рукой по подоконнику. На ладони остался пыльный след.
Паренек, названный Галей «скелетиком в коже», присел на лавочку палисадника санчасти. «В роту. Надо идти в роту. Через полчаса, а, может быть, и раньше – начнут искать. Значит, опять отжиматься на полу в курилке. Пока не свалюсь.… Поможет ли врачиха? А потом приседать,… Что же это делается на белом свете?! Чего я сделал плохого? Чего.… Не пошел навещать одноклассника, когда он лежал в больнице. Это раз. Это очень плохо. Еще бы! Как болит голова!! Вырвал страницу из дневника. Две страницы. Правда, потом все равно узнали.… Украл пирожное в булочной. Никто не узнал. Съел и никому не сказал. Но ведь я терял однажды три рубля.… Значит, это не пошло в уплату за то пирожное. Значит, не пошло.… Ребята угостили сухим вином. Заел валидолом. Не пахло. Прошла бы голова, тогда можно и отжиматься. Что я им сделал плохого!? Зачем мне… О-о-ох! Надо идти.… Погоди-ка, посиди немножко, все равно уж… Мамочка, возьми меня отсюда!! Я не хочу тут. Не хочу. Не могу. Господи, спаси меня! Не могу я больше терпеть. А сколько еще терпеть! Сколько?…»
Солдат вернулся в роту. Кто-то сказал сержантам, что он ходил жалиться в санчасть. До отбоя солдата не трогали. Все началось ночью. Солдат отжимался на полу туалета, а сержанты мочились на этот пол. Потом, когда он пришел в себя, его заставили взять тряпку.… Под утро солдата отнесли в санчасть. Спасти его не удалось. Он страдал врожденным пороком сердца.
IV
Виктор получил первое письмо. От мамы. В конверте «авиа». Горин сразу, как приехал в полк и понял, что здесь будет служить – послал домой почтовую карточку с адресом. С тех пор прошло четырнадцать дней. «Семь – туда, семь – обратно», - высчитал Виктор.
К полковому почтальону ходил Кеша, он и принес операторскую корреспонденцию. Еще были письма юре и Сереге. Сначала им – каждому в руки. Потом Кеша долго разбирал вслух фамилию Виктора. «Мне! Это мне!» - вскрикнул Горин. Он боялся, что Кеша начнет, по своему обыкновению, выкомариваться: «Пляши. Да попляши!» - но этого не случилось. Кеша очень серьезно, словно хлеб голодному, протянул Горину конверт. Виктор быстро сунул письмо во внутренний карман гимнастерки и застегнулся.