Свет долго не выключали. «Может и лучше, а то в темноте…» - глаза, буквально, слипались. «Придет ли завтра Прытов? Только бы пришел!» - чуть ли не в голос просил Виктор неизвестно у кого. Он вздохнул и повернулся на другой бок.
Солнце переливается на сосульке и вместе с хрустальной капелькой ныряет в лужу. Дрожит слепящим светом на глубине, потом выплывает вместе с облаками и небом на гладкую поверхность. Похлопать бы по ней ладонью. Виктор наклоняется… Летят брызги. Он удивленно смотрит на ладонь, к ней прилипла какая-то бумажка. На бумажке веселые чертики с рожками указывают ему на слово. Что за слово? Не разобрать. Виктор приближает мокрый листок к глазам… «Не приняли». От листка идет пар. Он уже дымится… Горит! Виктор размахивает рукой – бумажка словно приклеенная. Он машет сильнее и, оторвавшись от земли, стремительно взлетает в воздух. Потом все переворачивается вверх дном, и Виктор медленно, но неуклонно приближается к земле. Она густо утыкана колышками. В отчаянии машет руками, растопырив пальцы, словно перья – не помогает. Внизу появляется Прытов с туго набитым портфелем. Капитан приветливо улыбается…
III
Разбудили рано, но Виктору больше не хотелось спать. Он пошевелил пальцами ног и решил не перематывать портянки – просто лень.
Ребята убрали маты в сторону и теперь слонялись по спортзалу из угла в угол.
- Ты не видел пилотки? – спросил у Виктора незнакомый новоиспеченный солдатик щуплого вида. Шинель, даже на вешалке выглядела бы солидней.
Виктор быстро сунул руку за пазуху. Его пилотка была на месте.
- Нет? – очень тихо прошелестел солдатик. Он выглядел очень растерянным. Его тонкие пальцы нервно теребили пуговицы на гимнастерке. Она как-то неестественно пузырилась у паренька над туго-натуго застегнутым ремнем. Казалось, еще немного и он перережет, передавит туловище пополам. А солдатик смотрел на Виктора и ждал ответа.
- Нет, - покачал тот головой. Он не смог выдержать этого взгляда и опустил глаза.
На новых, совершенно новых галифе, больше похожих на шаровары, откуда-то уже появились вытянутые коленки. Теперь Виктор заметил, что галифе и гимнастерка на пареньке были раза в полтора больше, чем нужно. Может быть, он сам неправильно назвал свой размер, или сержант, выдававший форму, зло пошутил.
- Вить! Вить, идем сюда – чего скажу, - подбежал Толик с широко раскрытыми глазами. Он взял Виктора за рукав и, покосившись на паренька, увел к окну.
- Чего он у тебя просил?
- Ничего. С чего ты взял?
- Да вид у него такой… - пожал плечами Толик.
- Пилотку у него украли. Что ты хотел рассказать?
Толик придвинулся и горячо зашептал Виктору в самое ухо:
- Я ночью был в бане. Где мы переодевались. Одежду перебирал: что получше – в сторону, похуже – под топор. Там еще было двое наших. Они топорами ее рубили как дрова. Столько добра! А поновее – аккуратно складывали в стопочку. Там прапор был и два сержанта, так прапор чьи-то плавки из кучи вытянул и стал их примерять. Представляешь, плавки-то! Как надел, так и не снимал. Себе взял. Он еще много всякой всячины набрал – два рюкзака набил. Остальное сержанты делили…
- Как ты туда попал-то?!
- Как-как! Ночью разбудили, говорят: пошли. Я и пошел, куда деваться… Я так думаю: торговать будут. На базаре. Куда им самим столько? Одних джинсов штук сорок. Представляешь? Я свою телогрейку нашел, она же новая – положил в сторону, а прапор пинком в кучу, смеется: «Зачем нам барахло». Ты понял? Барахло ему моя телогрейка! Потом говорит: «Проверь в карманах, может, деньги остались. Себе возьми». В своих карманах-то! Разрешил! Я-то знаю, что денег нет. Откуда им там быть?! И не полез, конечно…
- Чего же ты? Слазил бы.
- Смеешься? А мне не до смеха. Как-то все это непривычно. Вроде бы и не в армии, а на барахолке или еще где… похуже.
- Вон у того пацана, у худого…
- Чего?
- Пилотку украли. Что же ждать-то.
- Не говори… Я тоже все время думаю, что дальше будет.
Худой паренек все еще ходил от одного к другому, понятливо кивал, а плечи его опускались все ниже и ниже.