- Вот это и есть – наш огневой…
Капитан остановился у белого «коровника» и закрутил головой:
- Где часовой-то?!
Виктор заглянул в оконный проем без рам и стекол. В прохладном полумраке тускло, и как-то тяжело блестели танки. «Раз, два,…шесть». Каждый стоял перед своими закрытыми воротами, вытянув ствол в направлении сопок и восходящего солнца. Сквозь длинные щели лучи разрезали темноту танкового бокса, и в полосах света плясали пылинки. Множество пылинок. Они проявлялись только в этих узких просветах. Там, где не было солнца, казалось, нет и пыли. Виктор глубоко вздохнул. Он стоял в тени.
Откуда-то вылез часовой. К его шинели прилипло несколько сухих травинок. Седые сапоги гармошкой, о помятый сержантский погон терся ремень автомата. Часовой медленно передернул затвор и лениво спросил:
- Стой. Кто идет?
- Сначала с предохранителя сними, - засмеялся Прытов. – Не узнал?
- Извините, товарищ капитан, - часовой опустил автомат. – Зеленых привезли? Откуда?
- Из Горького. Операторами будут. Без меня их тут не пугай. Земляки мои.
- Чего мне их пугать-то?! Танки не украдут.… Дайте закурить, товарищ капитан!
Прытов полез в карман. Часовой вытащил из подсумка спичку и чиркнул о приклад.
- Ловко,.. – капитан спрятал сигареты и повернулся к Виктору и Глебу. – Учитесь! Пошли теперь в мастерскую, с Жеребцом познакомлю. И с жеребятами.
Немного отойдя от танкового бокса, Виктор оглянулся. Часовой пропал. Облачко табачного дыма таяло в воздухе…
Второй фрагмент
Четвертая глава
I
Мастерская – слепленная из бетона домушка в два решетчатых мутных окна – стояла в лесу. Где-то неподалеку от нее после первой зарядки попадало отделение Нуйраддинова. Напротив мастерской, в загородке здоровенные кабаны – полковой свинарник. Тут же крутился с ведром и лопатой солдат-свинарь. Он был очень грустный. «Конечно, - думал Виктор, - повозишься со свиньями… Да и стыдно. Еще хуже, чем писарем. Наверно, за какую-нибудь провинность. Вместо «губы»…
Свинарь посмотрел на подошедших и, скривив щербатый рот, заскреб рыжую щетину на подбородке:
- Наконец-то…
На вид ему было лет пятьдесят.
Прытов подтолкнул Виктора к дверям мастерской:
- Пошли-пошли!
Семеро солдат и прапорщик тесно набились в душную комнатку. Всю мебель составляли табуретка и длинный стол-верстак, стоящий вдоль стены, а на нем лежал и курил черноусый прапорщик. Он споро соскочил и раскашлялся, когда увидел капитана. Прытов всем по очереди протянул руку:
- Привел новых операторов. На смену дембелям. Знакомьтесь. Земляки мои.
Стройный прапорщик, топорща усы, представился:
- Прапорщик Жеребцов. Можно – Анатолий Иванович.
Горин познакомился и со всеми остальными, но имен не запомнил. Он запомнил, лишь взгляд каждого. У каждого - свой. Торопливо-затравленный или наглый, радостный или равнодушно-небрежный. Весь этот коллектив, если это коллектив, делился на волков и овец. «А мы – это две новых овцы», - подумал Виктор, но решил не поддаваться, видимо, давно установившемуся здесь порядку.
- Товарищ капитан, не забудьте о глине.
Еще в самолете, разговорившись об искусстве, Горин с Прытовым строили планы возведения памятника танкистам. Для макета нужна глина, о ней-то Виктор и вспомнил, так вовремя. Прытов живо откликнулся.
- Кстати, Толик, - хитро подмигнул капитан Жеребцову, - не знаешь, где тут поблизости можно раздобыть глины для лепки?
Жеребцов вытаращил глаза, но довольно поспешно переспросил:
- Много?
- Кубометра два.
- А зачем?
- Для памятника.
- Кеша, - покосился Жеребцов на низенького и крепенького солдатика монгольской наружности, - где тут глины можно найти?
- Знаю такое место, - медленно сказал Кеша.
- Далеко? – спросил капитан.
- На машине надо ехать, - уточнил Кеша и шмыгнул носом. Он поминутно шмыгал, но делал это по особенному – одновременно забирая воздух ртом, не разжимая зубов. На этот раз, звук получился обиженным, а в маленьких черных глазах забегали огоньки. Он словно буравил взглядом.