- ...Тео, ядрить твою вперехлест! - взревел над ухом голос фон Цорна. - Выкинь свою алхимию в выгребную яму и иди работать! Начинается!
Да, в самом деле начинается. Неблагозвучно заорали боевые трубы в сопровождении гулкого боя барабанов, откуда-то слева и сзади донеслось благочестивое пение на немецком языке - хор протестантских братьев старательно выводил псалмы, Гертруда с Засранкой, фон цорновские пушки, подпрыгнули, исторгли гром, облако вонючего порохового дыма и откатились назад. Меня удивило, что пушкарям помогают обозные девицы, но, как видно, солдаты Тифенбахского полка аркебузиров ничуть не возражали против вспомоществования со стороны чересчур эмансипированных дамочек наподобие Овечки-Мелисенты.
Осадное оружие - штука неприятная и опасная, причем как для осаждаемых, так и для хозяев. На холме справа, всего в паре сотен метров от нашей позиции, пушку попросту разорвало, и я едва уберегся от грохнувшегося неподалеку громадного металлического осколка. Влажная земля зашипела и над осколком образовалось облачко пара. Затем нас начали обстреливать со стены.
- Стрелков, стрелков бей! - фон Цорн потряс меня за шиворот и ткнул пальцем в сторону бойниц. Там действительно виднелись неясные тени людей и периодически взбухали тугие дымные клубки.
"Спокойно, это все понарошку. Я нахожусь либо в воображаемом мире, либо мы всего в двадцати километрах от Комплекса на специально созданном полигоне. Вроде игры в пинболл. Я никого не убью, никто не убьет меня..."
Я улегся поудобнее перед маленьким бруствером, вскинул винтовку к плечу, поймал точкой лазерного прицела одного из недоброжелателей, отправил разряд в цель и, что характерно, попал. "Цель" коротко взвизгнула - голос я расслышал даже за грохотом канонады - и камнем полетела вниз. Один готов.
За несколько минут я израсходовал все двадцать четыре заряда и сменил батарею в винтовке. Игра продолжалась, я уже воображал себя снайпером, сидящим за монитором компьютера или надевшим шлем, какой используют фанаты кибер-реальности. Реальность же недвусмысленно говорила - тут все по-настоящему. И смерть, и кровь, и, в конце концов, круглая мушкетная пуля, ударившая во влажный песок в полуметре от моего локтя. Я пытался убедить себя в обратном, но получалось плохо - мешали запахи дыма, лошадиного навоза и почему-то свежего хлеба.
- Помоги оттащить! - рядом со мной упала на землю Мелисента. Глаза не безумные, а скорее озабоченные. - Отца Иоганна ранили. Лекарь есть у соседей, видишь, знамя Гамбургской роты? Отползай назад, понесли к ним.
Я откатился в сторону, так, чтобы меня прикрывал наклонный деревянный частокол палисада и пополз на четвереньках вслед за вымазанной сажей, кровью, глиной и еще какой-то невыразимой мерзостью Мелисентой. Где-то позади матерился фон Цорн, кроя на чем свет стоит нерадивость своих пушкарей.
- Где? - выдохнул я, потянув Овечку за платье.
- Да вот! Сволочи, стреляют по обозу! Как Ханну не убило, понять не могу... Хвала святому Франциску, уберег!
- Ты же протестантка, чего святых поминаешь?
- Это я сегодня протестантка, а вчера была католичкой! Хватить языком чесать, помогай!
Помогать было уже некому. За развороченным ядром фургоном в неестественной позе валялся пожилой святой отец. Мертвый.
- Пресвятая Богородица! - выдохнул я, и, не удержавшись на ногах, шлепнулся прямиком в размятую сапогами и лошадиными копытами грязь. Мелисента перекрестилась, но по виду осталась равнодушной. Мне же стало по-настоящему страшно.
Раньше, еще на Земле, я подрабатывал в госпиталях экстренной помощи и насмотрелся всякого, так, что при виде разъятой человеческой плоти меня не тошнит. Осколки разорвавшегося ядра превратили левую руку отрядного капеллана в сплошное месиво из кости и мышц, срезали часть черепа вместе с левым ухом, грудная клетка обнажена и переломана - виднеется синеватая и разорванная оболочка легкого. Травма, безусловно, смертельна.
Ужас, впрочем, меня объял по другому поводу. Смерть отца Иоганна, его разбитое тело (запах, между прочим, соответствующий) и настоящая кровь ясно доказали: все мои надежды на то, что я наблюдаю перед собой бутафорский спектакль, не оправданы. Человеческую смерть невозможно подделать. Можно еще вспомнить, как Дастин получил несколько дней назад огнестрельную царапину и как Роланд устроил побоище, ликвидировав явившихся к нам с обыском сотрудников Гестапо... Трупы тоже были настоящие, но потом они исчезли. И слонопотам, которого я подстрелил на второй день Большого Эксперимента, тоже исчез спустя ночь...
Меня осенило. Эксперимент, если таковой проводится, вошел в новую стадию. Гестаповцы, слонопотамы, Пятачки - безликие статисты. Как гоблины в какой-нибудь компьютерной игре, которых кладут сотнями, не обращая ни них никакого внимания. Здесь же нас заставили познакомиться с живыми людьми, узнать их характер, проникнуться к ним симпатией. Потом этих людей начали убивать. Если убивают твоего друга, пусть и мимолетного, восприятие смерти у подопытного резко меняется.
Что же ты за скотина, Хозяин? Зачем тебе это нужно? Для чего ты играешь на человеческих чувствах? Предлагаешь мне два пути? Плюнуть на все, подарить винтовку фон Цорну и отправиться домой, или впасть в состояние берсерка, крикнуть "банзай!" и рвануть на штурм Ландау, дабы отомстить за гибель мирного патера? Я снова вспомнил легкую рану Дастина и похолодел: а ведь могут убить. Или, хуже того, покалечить.
Как поступать?
- Что, мертвяков никогда не видел? - холодно бросила Овечка, машинально отряхивая изгаженное платье. - А ну, пошли, фон Цорн зовет. Раз уж взялся танцевать с дьяволом, продержись до конца мелодии.
Времени на раздумья мне не оставили. Ворота Ландау не выдержали обстрела и рухнули вместе с надвратной башней, в пролом устремился поток пушечного мяса, герр Альбрехт оставил возле орудий двоих парней помоложе, чтобы охраняли стволы от чужих загребущих рук, вытащил из ножен свой жуткий клинок и с малоразборчивым воем ринулся к стене городка. Черная Свора - от мала до велика, включая детей и легкомысленных девиц - бросилась вслед за возлюбленным командиром.
...Все побежали, и я побежал.
* * *
Как совершенно справедливо выразился Моисей в своем Пятикнижии, "был вечер и было утро, день седьмый".