Я машинально подбросил монету, поймал и прихлопнул ладонью на левое запястье.
- Орел. Четыреста первый раз...
* * *
Знаменитый принц Датский Гамлет не представлял собой, увы, ничего особенного. Бледненький молодой человек лет двадцати пяти от роду, худой, некрасивый, с прыщом на носу. Весьма непритязательный облик завершало непременное траурное одеяние - черный колет, черные чулки, черные штаны-буфы, черный берет с черным пером... В общем, все черное, за исключением золотой цепи с массивным медальоном на шее. Изображал медальон, разумеется, новопреставленного Гамлетова папашу. Беседы не состоялось, потому что угрюмый принц был чересчур занят общением с Горацио теоретически мы знали, что этот философствующий типчик есть закадычный друг нашего злосчастного героя и его роль во всех событиях нам, опять же, была ясна не до конца.
В течение дня мы только и делали, что знакомились. Офелия - упрямая надменная девочка приняла "друзей" Гамлета с большой прохладцей, позволила чмокнуть ручку и ненавязчиво выставила, сославшись на головную боль. Лаэрт, брат Офелии, нам понравился гораздо больше - хотя бы тем, что он не мудрствовал, не философствовал, а сразу предложил пойти в кабак. Как выразился Лаэрт, "в этом проклятом Эльсиноре уже все мухи от скуки передохли". Мушиная судьба Лаэрта не прельщала и он громко рассуждал о том, как здорово жить в Париже или, на худой конец, в Виттенберге...
По дороге нам встретился досточтимый родитель Лаэрта и высокомерной Офелии - старик Полоний, занимавший при дворе должность, примерно соответствующую должности премьер-министра Дании. Особого впечатления Полоний не произвел. В пьесе Гамлет назвал его "вертлявый глупый хлопотун" и, пожалуй, был прав - дедулечка суетился, вид имел угодливый и вместе с тем несчастный. Вероятно, канительная должность Полония тяготила, но оставлять ее он не желал из честолюбия.
- ...Зачем вы приехали в Эльсинор? - громогласно вопрошал Лаэрт. - Тут вас научат пьянству только потому, что больше здесь нечего делать!
- Нас попросили, - пожал плечами Дастин. - С принцем не все в порядке. Мы его старые друзья и король полагает, что он сумеет рассеяться... Йоген, еще пива!
Принесли пива, а я подумал, что Дастин, гоняя трактирщика, получает прямо-таки удовольствие садиста, ибо впервые за последние недели он выступает не в роли хозяина кабака, а прямо наоборот. Решил оторваться на толстячке Йогене. Лаэрт же, подвыпив, как человек бесхитростный, чуть ли даже не из народа, выболтал нам большинство необходимых на первое время сведений.
- Будет война! - глаголил Лаэрт. Кстати, он не показался мне особо умным - обычный молодой человек своего времени, недалекий и дружелюбный. Из таких субъектов во все времена получались отличные младшие офицеры или капитаны гвардии. Верен господину, честен, исполнителен. Что еще нужно? А соображение - дело десятое. - Гильденстерн, вы заметили, какая строгость караулов в Эльсиноре? По всей стране льют пушки, покупают оружие за границей, в Священной Римской империи! Всех корабельных плотников заставили работать на верфях и в будни, и в заповеданное воскресенье! Неужели не слышали, а, Розенкранц?
- Слышали, - хором соврали я и Дастин. - А чем это вызвано? С кем воевать будем?
- С Норвегией, - Лаэрт посмотрел удивленно. - Господа, вы будто из самой глухой деревни приехали, а не из университетского Виттенберга! Предыдущий король Гамлет был вызван на поединок королем Фортинбрасом, папашей младшего Фортинбраса, нынешнего норвежского принца. Так вот, имелся договор, скрепленный с соблюдением всех правил чести - если один из королей падет в бою, вместе с жизнью он оставляет победителю весьма обширные земли. Земля Фортинбрасов по названной статье вся досталась Гамлету.
- Старшему или младшему? - уточнил я.
- Гильденстерн, как же вы не осведомлены! Ах, вы Розенкранц?.. Извините. Ясен пень, Гамлету-старшему, а через него - младшему! То есть не ему лично, а королевству, которым сейчас правит наш добрый Клавдий. Принцу Фортинбрасу, наследнику Норвегии, само собой, попала вожжа под хвост и он решил отбить утраченные земли. Собирает армию, готовится... И предзнаменования дурные.
- Какие же? Что-нибудь необычное, сверхъестественное? - осторожно намекнул я.
- По дворцовой страже прошел слух, - понизил голос Лаэрт, - будто несколько ночей подряд под северной стеной Эльсинора и на площадке перед замком видели призрака.
- Призрака? - притворившись изумленным до глубины души, ахнул я. Настоящего? И что же он делал - завывал и гремел цепями? Предвещал страшные бедствия?
- Нет, - развел руками Лаэрт. - Просто гулял. Сам я его не видел... Но по всем поверьям призраки являются в годы несчастий. Вот так, господа! Ну что, еще по кружечке?
Господа накачались пивом настолько, что Дастин посчитал, будто в таком свинском виде возвращаться в резиденцию короля будет неприлично, а потому мы решили погулять по поселку, устроившемуся под скалой Эльсинора. Видимо, пьяные дворяне здесь были зрелищем привычным и обыденным, а посему подгулявшие Розенкранц и Гильденстерн особого удивления у поселян, что праздных, что трудящихся, не вызывали. Алкоголь подстегнул наше воображение, и мы выдвигали версии одна абсурднее другой. Монетка по-прежнему падала орлом вверх.
- Здесь требуется тщательное расследование! - втолковывал я Дастину. У нас достаточно оснований считать, что благополучие Дании под угрозой. Если мы пустим дело на самотек, дело кончится точно так, как у Шекспира гора трупов, королем становится Фортинбрас Норвежский, предъявивший права на трон...
- Что ты сказал? - оборвал меня Дастин, дернув за рукав. - Повтори?
- И повторять нечего. Ты очень невнимательно смотрел кино. Помнишь завершающие слова Фортинбраса? Когда он разговаривает с этим надутым индюком Горацио? "Не в добрый час мне выпадает счастье. На этот край есть право у меня. Я предъявлю его". Замечу: Горацио - единственный из персонажей, переживший все и всех. Король, королева, Гамлет, Офелия, Лаэрт, Полоний... Даже Розенкранц и Гильденстерн, которые были вообще не при чем все сложились! Горацио почему-то жив. Подозрительно...
- Ничего подозрительного, - поморщился Дастин. - Мы с тобой расходный материал. А Горацио в пьесе - персонификация автора, если я правильно понимаю. Он обязан остаться в живых, дабы потом поведать всему миру, что нет повести печальнее на свете...