С нетерпением, думая о Катином деле, шла Литта к бабушке. И что только понадобилось?
Старинная лампа под белым складчатым абажуром наполняла «маленький салон» графини приятным полусветом.
— C'est vous, mignonne? — протянула графиня непривычно ласково. — Venez, venez donc [9].
Литта поздоровалась с княгиней Александрой, которая, к ее удивлению, была еще тут. И тоже какая-то растроганная торжественность лежала на лошадином лице.
— Nous avons a vous parler [10],— продолжала графиня.
Литта села; с недоумением глядела то на бабушку, на черную ее пелерину, то на княгиню.
— У меня просят вашей руки, — проговорила графиня и сделала паузу.
Мгновенно сообразив, в чем дело, хотя и не понимая еще, зачем тут Александра с лошадиным лицом, девушка вспыхнула и сжала зубы.
— Вы, конечно, знаете — кто.
Литта молчала.
— Признаюсь, это… эта… démarche меня крайне удивила. Я не ожидала… Мы все ожидали не этого от нашего молодого друга. Видите, я откровенна. Объяснения, полученные от… милого свата вашего, — она указала на княгиню, — конечно, говорят многое… Но я удивлена. D'autre part il n'a pas de position. Je crains que votre pиre ne s'oppose… [11].
Княгиня вмешалась, быстро заговорила по-французски, видимо, повторяя уже сказанное, насчет «position», говорила о видной и близкой профессуре, еще о чем-то…
— Главное, чтобы вы не были против, chиre, chиre comtesse, — закончила она. — Я так светло смотрю на этот брак…
— Alors, vous l'aimez? [12] — сказала торжественно и растроганно графиня, повернувшись к внучке.
Литта опустила глаза. Сквозь сжатые зубы:
— Oui.
— Soyez heureuse, petite… [13].
Притянула Литту на сухую грудь и, неловко прижав ей голову, поцеловала.
— Soyez heureuse, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь, да благословит вас Бог. Это человек высокой души. Его надо уметь ценить. Слушайте его. Без страха в его руки вручаю я l'unique enfant de ma pauvre fille… [14].
Графиня скупо прослезилась. Литта перешла в объятия княгини Александры, которая, прикладывая сухие щеки свои к ее лицу, шептала:
— Aimez le, votre maitre. Aimez le, il en est digne [15].
«Да фу ты, что с ними? Кончать бы!» — с тоской думала Литта.
Графиня отпустила ее величественным жестом.
— Allez, mon enfant, Господь над вами. Allez. Vous verrez votre fiancé se soir [16].
Нет. Она все-таки не думала, что так будет тяжело. Первая капля лжи, а ведь ее предстоит целый водопад. Месяцы кривлянья, умолчания, хуже — притворств. И таких гадких. Тошно, тошно…
Вздор. Не назад же идти. Так надо, так она решила, так будет. Это все малодушие.
Сменцев, значит, приедет вечером? Вот сказать ему о Хованском. А что же Катя? Объявить ей, что выходит замуж за Сменцева? Или нет?
Катю Литта нашла в классной за чаем, за разговором с Гликерией, и успокоившейся, почти веселой.
— Ну что? — подняла она голову. — Можно мне к графине? Как ты советуешь?
Гликерия тихо вышла, тихо притворив дверь.
— Да какая ты красная. Спорила с бабушкой?
— Нет, Катя, вот что…
И, наливая себе чай, Литта медленно и спокойно стала убеждать Катерину Павловну совсем успокоиться, мирно сидеть дома, а уж она, Литта, обо всем позаботится. Графиню лучше Кате не видеть пока. Толку не будет. Нынче вечером, когда приедет Сменцев…
— Ты его увидишь сегодня же? — вскрикнула обрадованная Катя.
— Да. Вот и поговорю. Сегодня ведь решилось, он мой жених, — прибавила она невольно, почти проговорилась.
— Что? Что?
— Он мой жених, я выхожу за него замуж.
Катя так и сидела с выпученными глазами. Потом дух перевела.
— Вот как. Скрытная! Еще, верно, на Стройке влюбились друг в друга?
Литта поморщилась. Начинается. Опять. Однако нечего делать. Все равно Катя узнала бы.
— Видишь, Катя… Тут все очень сложно. Мы говорили с ним и летом, это правда. Я, верно, еще учиться буду после свадьбы. Может быть, за границу поеду…
Катерина Ивановна не обратила внимания на уклончивость ответа. Уже думала о своем, о том, что это хорошо, Литта, наверно, позаботится о ее деле, сегодня же увидит Сменцева, разузнает, пристанет… На Сменцева Катерина Павловна очень надеялась, хотя сама не знала, почему.
Сразу повеселела.
— Вечером потелефонируй мне, да? Что он скажет. Или как? Лиля?
Едва успокоила ее Литта, обещав приехать сама завтра утром. Взяла обещание до тех пор ничего не предпринимать.
А когда уехала, наконец, эта бедная тетя Катя, — Литта села в кресло и неподвижно, опустив руки, как очень, очень усталый человек, просидела до самого обеда. Старалась не думать ни о чем. Силы собирала для предстоящей семейной сцены.
И ничего, справилась.
Были и поцелуи (слава Богу, мало), и благословения в графинином будуаре, бабушкины и отцовские. Потом разговоры длинные.