— Флорентий! Флорентий! Да где же?..
Прозрачнел дым. Увидела Флорентия, на коленях около дивана. Обернулась — увидела, на столе без скатерти, серые тряпки, пролитое масло, темную коробку, два револьвера. Ведь еще днем она заметила их на окне, да, да! Флорентий что-то сказал о них — не слышала. Нарочно не слышала. Это помнит, что нарочно.
Теперь дальний лежал боком, косо. Схватила его — теплый.
— Осторожнее, — прошептал Флорентий, чуть-чуть обернувшись.
— Вы их чистили, да?.. Твой заряжен был… Пусти меня. Он жив? Жив?
Флорентий протянул руку, отстраняя:
— Жив. Молчи.
Но она наклонилась к дивану, к смуглому лицу с открытыми глазами. Голубоватая тень всплывала, просачивалась сквозь смуглость. Все резче делались угольные полосы бровей. Кипела розовая пена на скривленных губах, кипела и опадала с каждым вздохом.
— Где рана? Вот здесь? Ты положил полотенце, Флорентий? Крови нет почти… Только на рубашке немного. Постой…
Глаза под изогнутыми бровями медленно-медленно повернулись. Между стонущими хрипами прорывались теперь слова:
— Да что… же вы? Ра… нен. Докто… ра. Ра… докто… Ты, Фло… Черт зна… ет. Черт…
Полухрип, полукрик — в нем потерялись слова. Крупная, волнистая дрожь стала бегать по телу. Взор погас, но не совсем.
— Флорентий!
Схватила его за плечи, наклонилась, посмотрела близко-близко в голубые, темно-посиневшие глаза. И тихо-тихо сказала, точно не ему сказала — себе:
— Я с тобой. Я с тобой.
Никто не слышал ни скрипа ворот и полозьев, ни стука, ни шагов. Но едва отворилась дверь, едва блеснули пуговицы мундиров, загорелся блик на ружье первого стражника — Литта уже поняла, кто это, зачем. Все ясно; все просто; простая, холодно-льдистая ясность и в ней.
— Господа, несчастие. Роман Иванович ранен. Взгляните!
Она взяла ближайшего за рукав, потащила к дивану. Это был исправник, барон Курц. От неожиданности он выкатил глаза и упирался.
— Они смотрели револьверы. Роковая неосторожность. У Флорентия случайно был заряжен. Да взгляните же!
— Сударыня… Графиня… Pardon! В чем дело? — упирался Курц. — Мы при исполнении своих обязанностей… Конечно, такое несчастие… Но позвольте! Это как же?.. Сейчас произошло? При вас?
Литта взглянула на свои мокрые туфли.
— Нет. Не при мне. Я только что ушла, мы сидели вечер вместе, говорили… Начали они чистить их при мне. Едва я успела уйти в дом, раздеться, вдруг… Прибежала в одном платье… Ах, да это все потом! Нельзя медлить. Рана тяжелая, но он сейчас был в сознании, требовал доктора… Надо везти его в город, в больницу, — так скорее, понимаете? У вас лошади, я поеду сама с ним. Ни минуты нельзя медлить. Несите его!
Исправник, да и другие, совсем растерялись. Она так властно требовала; раненый хрипел.
— Но, сударыня, я по долгу службы…
— Вы ответите! — сверкнула Литта глазами. — Сейчас же велите нести больного, давайте мне провожатых. А там делайте, что хотите.
О Флорентии все как-то забыли. Он сидел на полу, около дивана, прислонившись головой к ногам Романа Ивановича. Точно не слышал, ничего не видел, точно все это его не касалось.
Звенели, шептались, толпились, совещались. Курц струсил окончательно.
— Я не имею права, графи… сударыня. Но беру на свою ответственность… Эй, вы, там! — обернулся он.
Вдруг прибавил, путаясь, сомневаясь:
— Конечно, минуты дороги… Но… если послать за доктором? А пока — первую бы помощь…
— Подымайте! Осторожнее! Вот так! — распоряжалась Литта.
Схватила шапку Флорентия, короткую шубу его накинула на себя.
— Да ну же, скорее! Сюда!
Подняли. Раненый застонал глухо, словно из подземелья, задрожал сильнее, опять забормотал полувнятно:
— Черт знает… Черт… Черт…
— Флорентия Власыча я принужден буду, по всей вероятности… задержать, препроводить… — лепетал Курц, идя за Литтой к двери.
Она даже не обернулась.
— Ваше дело. Посмотрите на него: хоть воды бы дали.
— Ах, разве я не понимаю? Этакое несчастие. Лучшие друзья — и вдруг такое несчастие.
Фонари замелькали на дворе. Тягучий скрип сапог по морозному снегу, лошадиное отфыркиванье…
— Легче, легче!
Стоны едва слышны. Он укрыт шубой. Литта рядом. Кто-то с другой стороны лепится, избочается сесть, поддерживает раненого. Скрипнули, точно крикнули, полозья…
Флорентий все так же сидел на полу, прислонившись головой к опустевшему дивану.
— Позвольте, господа. Флорентий Власыч!.. Эй, да кто там? подай воды, живо! Флорентий Власыч!..
Глава тридцать восьмая НАЧАЛО НОВОГО