— Есть, бабушка. Даже два, — озорно говорю я. (Об этом я уже рассказывала, знаю.)
Больше, чем число моих возлюбленных, бабушку, конечно, интересует содержимое сумки. Но упрекать ее смешно.
— Что это? — спрашивает она.
— Молоко, бабушка.
У бабушки обиженный вид. Она хотела молоко в стеклянной бутылке, с тремя красными полосками на серебряной крышечке, какие продавались в восьмидесятые годы, а вместо этого я даю ей какой-то неведомый пакет из вощеной бумаги (который она потом на свою беду спутает с авиважем[48]).
— А когда приедет мама? – спрашивает она раздраженно, протестующе. — Что она с этой Америкой опять напридумала…
Любые поездки за пределы Праги бабушка считает полной бессмыслицей, поездки за пределы республики, на ее взгляд, чистое безумие, а чем она считает полеты через океан лучше даже не представлять себе…
— Возможно, уже завтра, — успокаиваю я ее. — И уж конечно, что-нибудь привезет!
Звонит мой мобильник. Ингрид, читаю на дисплее.
— Привет, — говорю я. — Как прошла случка?
В трубке — долгое молчание, потом слезы.
— Что стряслось?
— Все мужики — свиньи, вот что стряслось! — кричит Ингрид.
— Для меня это новость.
— Приезжай, пожалуйста! — просит она.
Смотрю на часы: еще успею.
— Хорошо, — вздохнув, говорю я. — Через полчаса у тебя.
— Ладно, и купи мне где-нибудь ромашковую мазь! — всхлипывая, просит Ингрид.
Ромашковую мазь? Господи, что они все себе думают? Медсестра я им, что ли?
В аптеке встречаю соседа Жемлу; жена болеет, он берет для нее порошки. Порошков чуть ли не половина сумки; замечаю: как только Жемла поворачивается ко мне, аптекарь с любопытством оглядывает его.
— А когда приезжает мама из Америки? — спрашивает Жемла.
— Завтра после обеда или послезавтра.
— Хорошо. Нам без нее уже скучно.
Звучит это почти неприлично. Стоит только представить, как этот пятидесятилетний пузан лезет на мою маму, меня начинает тошнить.
— Ты домой, Лаура? Подождать тебя?
— Нет-нет, я иду еще кое-что купить.
Это вранье, но мне надо, чтобы Жемла поскорее убрался, ибо уже подошла моя очередь.
— Ромашковую мазь, пожалуйста, — говорю аптекарю и многозначительно киваю Жемле: — До свидания!
— Привет!
Я жду, пока Жемла окончательно исчезнет. Аптекарь терпеливо ждет вместе со мной.
— И один фемигель, пожалуйста, — прошу его тихо.
Спустя полчаса сижу на красной софе из магазина «The Art of Living». Ингрид в ярости отмеривает взад-вперед двадцать пять квадратных метров своей элегантно обставленной гарсоньерки и при этом рассеянно осматривает мой подарок: коралловый браслет, который я минуту назад застегнула на ее запястье. Сейчас полшестого пополудни, но она все еще в ночной рубашке.
— Садись, прошу тебя, — говорю ей в третий раз. — Ты действуешь мне на нервы.
Наконец она останавливается.
— Я сесть не могу! — всхлипывает она. — Не понимаешь, что ли?
А потом все и вываливает: познакомилась, мол, с ним вчера вечером в кафе «Солидная неуверенность». Карел, лет тридцати, якобы не женат; у него своя фирма, которая к нам что-то ввозит.
— Но что он к нам ввозит? — перебиваю ее. — Часы? Героин? Сапоги? Что конкретно?
— Боже правый, не знаю, — говорит Ингрид. — Я никогда не помню деталей…
— Что вы пили?
— Вино, — говорит Ингрид как-то обиженно. — Ей-богу, только вино.
Одну бутылку белого выпили за ужином, другую — потом. Ингрид нравилась раскованность Карела, он как-то вообще не торопил событий. О Джулии Робертс за весь вечер не упомянул вовсе. О чем они говорили? Ингрид разводит руками. Ах, о чем только не говорили: о современной политике социал-демократов, о фильмах Формана, о мебели (Карел якобы любит, как и Ингрид, комбинацию дерева, стекла и металла), о взвинчивании цен на недвижимость, о книгах.
— Начитанный предприниматель? — вставляю я.
— Да, — говорит Ингрид. — И вправду так. Читал Маркеса, Набокова, Сарояна… Кого хочешь.
В основном говорил о путешествиях. У Ингрид создалось впечатление, что Карел объездил весь мир, но при этом был настолько умен, что не выставлялся. Все эти экзотические места служили ему лишь необходимым фоном для разных забавных историй и наблюдений… Знаете, как, например, выглядит мясная лавка в Южной Америке? Вот как: где-то на доме на ржавом железном крюке висит освежеванная коза; вы пальцем указываете на определенную часть туши, парнишка, отогнав мачете мух, эту часть и отрубает вам.