Я СКУЧАЮ ПО ТВОЕЙ ЛАДОНИ. ЕСЛИ МОЖЕШЬ, ПОЗВОНИ
Сердце у меня вот-вот выскочит, кровь ударяет в голову. Когда мы чокаемся, моя рука заметно дрожит.
— Плохие новости? — язвительно спрашивает Оливер.
Я ненавижу его. Не отвечая, выпиваю бокал до самого дна.
— Это был ОН?
Нет сил отрицать это.
— Значит, — пораженно говорит Оливер, — ты все-таки дала ему свой номер?
Его гневное изумление все больше растет.
— Ты за моей спиной дала ему свой телефонный номер?
— Да.
Остаток ужина мы проводим в молчании. Это просто невыносимо. Оливер снова и снова наполняет свой бокал. Наконец ударяет ножом о тарелку и поднимается.
— Я иду в туалет, — шипит он. — Можешь ему позвонить…
— О'кей, — говорю я.
Открываю сумку, беру мобильник и жду. Оливер быстро поворачивается и уходит. Я провожаю его взглядом, пока он не заходит за угол, потом звоню на высвеченный номер.
— Это я, — говорю заикаясь, — очень хочу тебя видеть…
Он приглашает меня на ужин — завтра, в Le Café Colonial.
Я счастлива.
Утром в понедельник отдаю в Kodak проявить пленку.
— Все или только удачные? — спрашивает рыжая девушка за перегородкой.
— Только удачные, — говорю я, но тотчас поправляюсь. — Или лучше все!
Для большей уверенности…
— Матовые или глянцевые?
— Глянцевые. Конечно, глянцевые.
Слово «матовые» абсолютно не подходит к НЕМУ.
Из редакции звоню Ингрид с просьбой обеспечить мне алиби.
— Сегодня идем вместе на ужин. Вдвоем. А ты туда случайно не собираешься? Тебе понятно?
Мирек с Властой, услышав эти слова, вопросительно оборачиваются ко мне, и я заговорщически им подмигиваю.
— Думаю, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь, — озабоченно говорит Ингрид. — Ты соображаешь, дорогая, что это кончится в постели?
— Соображаю ли я? — повторяю я за ней. — Я на это надеюсь!
Ингрид молчит.
— А что Оливер? — спрашивает она чуть погодя.
Мирек не спускает с меня глаз.
— Я не знаю… — шепотом говорю я. — Если ты моя лучшая подруга, то прошу тебя не задавать мне таких сложных вопросов!
Мирек покачивает головой.
По дороге с работы захожу в Kodak. Поскольку речь идет об одной-единственной фотографии, мое волнение совсем несоразмерно. На улице я тут же открываю конверт и быстро просматриваю фотографии. Удачные, хорошо сфокусированные. Улыбаясь, натыкаюсь на людей. На большинстве фоток я. На некоторых я и Оливер. У меня перехватывает дыхание.
На следующей фотографии Оливер — и ОН.
Я люблю ЕГО, несомненно.
Вдруг кто-то сзади обнимает меня. Я испуганно оборачиваюсь. Передо мной стоит Оливер.
Я таращу на него глаза. Оливер улыбается. Шел, дескать, с работы и увидел меня.
— Может, зайдем выпьем кофе? — спрашивает он.
Не могу, говорю я. Иду, мол, ужинать с Ингрид и должна переодеться.
Глава XXXI
— Думаю, это неправда, — дома говорит мне с улыбкой Оливер.
— Что неправда? — осторожно спрашиваю я.
— Что идешь ужинать с Ингрид.
Я стою перед зеркалом в передней (я в одной юбке и в своем лучшем бюстгальтере).
— Ты так считаешь? — улыбаюсь ему в ответ. — Что ж, позвони ей и спроси.
Почему всегда это так противно?
— Мне кажется, ты идешь с НИМ.
Мы прощупываем друг друга. Не будь это столь грустно, возможно, было бы даже забавно.
— Да, разумеется, иду ужинать с НИМ, — говорю я спокойно, упиваясь собственной жестокостью. — Я сказала, что иду с Ингрид лишь для того, чтобы подбросить тебе более или менее успокаивающее объяснение. Я не хотела, чтобы ты страдал.
— Это было очень любезно с твоей стороны, — говорит Оливер.
Он все еще пытается говорить со мной в легком тоне, но его ироничная маска уже рассыпается в прах.
— Я сама хорошо знаю, как это… — говорю я, намекая на Блудичку, и следом перехожу в изначально незапланированное наступление. — Ты спал с ней? — спрашиваю, глядя ему прямо в глаза. — Ты спал с Блудичкой уже тогда, когда был со мной?
Оливер оторопело молчит.
Конечно, я догадывалась об этом, но просто не хотела в этом увериться. Его косвенное признание приводит к тому, что во мне поднимается волна справедливого гнева.
— Ну видишь, какой ты подонок! — шиплю я на него.