Подойдя еще немного ближе, я не увидел света, исходящего из окон этой сторожки. Все указывало на то, что у этого блюстителя ночного порядка сегодня, как бы ни было это странно, выходной, к моему великому счастью.
Постройку эту сложно было не заметить даже в полумраке, так как на той стороне арки начинался совсем другой мир. Я никак не ожидал, что здесь настолько все переделают с момента моего последнего визита сюда, когда меня привозили на похороны родителей, дважды. Теперь здесь все, что я вижу, не похоже на любое другое обычное кладбище, а скорее на парк, начинающийся с широкой асфальтированной аллеи, уходящей в самую его глубь, и через каждые несколько метров освещается яркими фонарями слева и справа от нее.
На противоположной стороне аллеи, прямо напротив дома сторожа (лучше рассмотрев, теперь я это строгое кирпичное здание с решетками на окнах и металлической дверью, никак не могу назвать сторожкой — времена меняются и, к счастью, правительство не забывает улучшать качество рабочих мест, в том числе и обычного кладбищенского сторожа), находится тот самый камень, на котором выгравированы имена многих захороненных здесь. Только вот минус в том, что камень этот относительно новый, потому имен людей, почивавших здесь с самого позднего, что можно взять, это двадцать четыре года тому назад (Эвелин сказала в котором году умерла), здесь уж точно нет.
Я не уверен, все это были лишь мои мысли, или же я произнес все это вслух, когда рассматривал камень, но глянув по направлению вглубь кладбища я увидел, что Эва уплывает вдаль от меня; она, как и всегда, передвигалась так, будто бы плыла по воздуху, совсем не касаясь земли ногами. Узнать, так ли это на самом деле, я не мог из-за ее длинного до пят платья. Видимо, она поняла, что самостоятельно я не найду ее могилы и сама повела меня.
Лопату я с собой не взял. Ясно же, что в такси я бы не сел с лопатой в руках, указав пунктом назначения городское кладбище, что было логично — ночь, мужик, маленькая девочка, лопата и кладбище, ничего не напоминает? Как минимум, интересный сюжет для первой полосы в новостной газете. Единственной надеждой было бы каким-то образом договориться со сторожем, ну или же каким-либо иным образом заполучить лопату у него; но на это уже не осталось времени, так как Эвелин лишила меня такой возможности и мне пришлось бежать вслед за ней, чтобы не потерять ее из виду.
Луна, которая к тому времени поднялась уже намного выше в ночное небо, выплыла из-за облаков, позволяя увидеть все это несметное количество надгробий. Это памятное уходит настолько далеко, что конца территории кладбища я так и не увидел. Через каждые двадцать-тридцать могил, влево и вправо аллея пускала узкие дорожки, ведущие к склепам. Они стройным рядом располагались вдоль всей северной и, соответственно, южной стороны кладбища вдоль металлического ограждения. На одну из таких дорожек свернула девочка.
Подойдя к ним вплотную, она остановилась, будто бы пытаясь ощутить что-то в воздухе, после чего вновь поплыла дальше, но уже вдоль склепов, в то же время касаясь каждого из них рукой, вытянутой в их направлении.
Мне ничего не оставалось, как молча следовать за ней. Ветер, подувший с поля, путь которому более не преграждали ни деревья, ни многочисленные городские здания, окатил мне лицо свежестью, чем будто бы снял пелену с глаз, которая окутала и вела меня к цели, как марионетку. Я вдохнул холодного осеннего воздуха и осознал, что я ночью с призраком девочки бреду вдоль каменных могил и ища ту самую, которую мне придется открыть и вынуть оттуда что-то, некогда принадлежащее давно умершей малышке. Я ничего более сумасшедшего в своей жизни не делал.
Я огляделся по сторонам, проверяя, не следит ли кто-нибудь за нами. Это ощущение преследует меня с самого утра, еще когда я вышел из квартиры, столкнувшись с теми здоровяками. С того момента у меня то ли паранойя развилась, то ли все взаправду, но это странное чувство, что я всегда не один, меня не покидало и до этой поры, хотя я и старался не обращать на него внимания.
Будто бы очнувшись от какого-то сна, я протер руками лицо, ощупал асфальт под ногами и двинулся дальше.
Кровь стынет в жилах от мрачности событий последних суток моей жизни, но сердце в груди колотится как никогда быстро. Думаю, если я сейчас присяду хотя бы на минутку, чтобы отдышаться и успокоиться, то тут же упаду замертво от какого-нибудь кровоизлияния в мозг, или чего-то еще в этом роде, а сейчас, сам того не понимая, живу на адреналине, − сам себе мысленно пытаюсь объяснить положение своих же дел и оценить ситуацию; пусть и не здраво, но хоть как-то.