- Не лучше ли, - проговорил я без всякой надежды, - сесть на бережку и дождаться, когда труп этого мира проплывет мимо?
- Ага! - воскликнул Жора, - жди! От моря погоды. Этот труп еще так живуч и цепок... Твое человечество... Современный мир... А!.. В нем же нет ничего человеческого. Скотный двор и желания скотские. Ni foi, ni loi! (Ни чести, ни совести! - Фр.). Его пещерное сознание не способно...
Здесь сайты романа «Хромосома Христа» в 5-ти книгах:
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya/
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya_2/
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya_5/
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya_1/
https://ridero.ru/books/hromosoma_hrista_ili_ehliksir_bessmertiya_3/
ФРАГМЕНТЫ:
рассказа «Фора»
Я - человек! Я доказываю ему это стоя, тараща на него свои умные черные глаза, под взглядом которых он немеет, замирает, а я уже делаю пассы своими крепкими, полными какой-то злой силы руками вокруг его головы, у его груди... Через минуту он как вяленая вобла. Я беру его под мышки как мешок, усаживаю в кресло и напоследок останавливаю сердце, а вдобавок и дыхание. Пусть поостынет...
И вот я стою у его гроба, никому не знакомый господин с котелком на башке...
Откуда он взялся, этот котелок, на который все только и знают, что пялиться. Дался им этот котелок! Зато никто не присматривается ко мне. Даже Оленька ко мне равнодушна. А как она убивается по мертвецу! Я просто по-черному завидую ему. Ладно, решаю я, пусть живет. Мне ведь достаточно подойти к нему, сделать два-три пасса рукой, и он откроет глаза...
Подойти?
И все будет по-прежнему...
Подойти?
А как засияют Оленькины глазки, как запылают ее щечки от счастья.
Я снимаю котелок и, переминаясь с ноги на ногу, стою в нерешительности, затем выхожу на улицу, где такое яркое веселое солнце, и вот-вот уже грянет весна, швыряю котелок куда-то в сторону и ухожу прочь.
Зачем мне этот котелок?
рассказа «Время слез»
Работать! Патрон в патронник...
А какие бы ты хотел, спрашиваю я себя, чтобы здесь взошли всходы? Да, какие? Если ты только и знаешь что сеять свои свинцовые пули ненависти и презрения.
Я хочу лелеять и пестовать ростки щедрости, щедрости...
Щедрости! Неужели не ясно?! Нате! Хорошего - не жалко!
Мне вдруг пришло в голову: «Не думай о выгоде и собственном интересе. Это - признаки бедности. Чистые люди делают пожертвования. Они приобретают привычку Бога».
Это - Руми...
Бедные, бедные скряги-толстосумы, когда же вы, наконец, приобретете в собственность не только реки и острова, не только дворцы и замки, не только маленькие планеты...
Но и привычки Бога!
Ведь жадный - всегда больной.
Мои пули - пилюли для Жизни...
Я бы и этот чертов коллайдер разнес вдребезги...
Надеюсь, мне удастся еще хоть на йоту приблизить вожделенный конец этого гнусного мира.
Значит так:
смахнуть слезу...
ощутить горящей щекой холод стали...
бережно нащупать указательным пальцем...
извив курка...
- Вот смотри, - говорю я Юле, указывая бровью на экран компьютера, - видишь?.. Читай... - и сам читаю ей:
- «ГОСПОДИ! СМЕРТИ ПРОШУ У ТЕБЯ! НЕ ОТКАЖИ, ГОСПОДИ - НЕ ДЛЯ СЕБЯ ВЕДЬ ПРОШУ...».
И все это - в самом центре Европы! В самом ее пупе! Открывая им двери веры, я все-таки прошу этим упырям смерти. Смерти навсегда!
- Для кого просишь-то? - спрашивает Юля.
Я не отвечаю - некогда!..
Так кто там следующий?..
рассказа «Коллайдер»
Она привстала и вручила мне легкую пиалу. Пистолет холодно блестел в ее правой руке. Я был поражен, с каким выверенным спокойствием и умилительным прекраснодушием она все это мне говорит.
- Вот - я сама приготовила.
На секунду умолкла, затем:
- Ты мне будешь только мешать.
Она улыбнулась. Такого отчаянно равнодушного тона я никогда прежде не слышал.
- Так что - пей...У нас с тобой просто нет выхода - пей... Не заставляй меня давать волю твоей крови. Ты умрешь, как Сократ. И точно так же, как моя великая бабка... От цикуты или от укуса змеи - большой разницы нет: яд есть яд. Все великие так умирали. Цезаря, правда, зарезали, а Иисуса - распяли... Но не буду же я тебя...
Умри великим, мой милый... Не пачкать же мне стены и простыни твоей кровью... Ты одно должен понять: я должна...
Я - должна...
- Пат, - сказал я.
- Что, милый?
Мне никогда не было так больно!
- Да нет, - сказал я, - ты тут ни при чем.
- Ладно, пока, - сказал я, улыбнувшись, - спасибо тебе и за это...
Я посмотрел ей в глаза, но не нашел в них ни тепла, ни участия.
И опрокинул в себя все терпкое содержимое своей горькой чаши.
Великим - великая смерть!