Сопоставив два последние сообщения, во-первых, с продовольствованием помещика Обломова, которого кормят крепостные мужики (а «черные мужики на черной земле не единожды в литературе сравнивались с воронами») и, во-вторых, с «донесением» обломовского старосты («Доношу твоей барской милости, что у тебя в вотчине, кормилец наш, все благополучно. Пятую неделю нет дождей: знать, прогневали Господа Бога… Этакой засухи старики не запомнят…»), Звиняцковский, напоминая, «что для мужиков барин — пророк и судия» и в этом смысле «кормилец», делает вывод, что в данной романной ситуации Илья Ильич «и точно становится почти пророком»[23]. На наш взгляд, настоящая параллель между библейским Илией и героем «Обломова» выполняет в гончаровском романе лишь комическое назначение. Ведь в отличие от своего мистического покровителя, способного низводить с небес как испепеляющий огонь, так и животворящий дождь (3 Цар., 18: 36–39, 42–46), Илья Ильич не только не пытался, но и не помышлял каким бы то ни было способом помочь своим страждущим от засухи крестьянам. Иное дело — возникающая в начале третьей части романа сюжетная аллюзия на отношения Илии с Сидонской вдовой.
«И было к нему (пророку. — В.Н.) слово Господне: „Встань и пойди в Сарепту Сидонскую и оставайся там; Я велел там женщине вдове кормить тебя“. И встал он и пошел в Сарепту; и когда пришел к воротам города, вот, там женщина вдова собирает дрова» (3 Цар., 17: 8—11. Курсив мой. — В.Н.). Столбового дворянина Илью Ильича на мещанско-чиновничью Выборгскую сторону, которая «даже по звучанию похожа на Сарепту Сидонскую»[24], послал не Господь, а помянувший при этом черта мохнаторукий Тарантьев — обстоятельство, в свой черед комически травестирующее ситуативный библейский прообраз. Однако вдова Агафья Пшеницына, впервые увиденная Обломовым также на окраине Петербурга, и своими занятиями, детьми и взаимоотношением с Обломовым действительно напомнит библейскую историю Сидонской вдовы и пророка Илии.
Всего горсть муки и «немного масла» было у Сидонской вдовы, когда Илия попросил ее сделать из них сначала «небольшой опреснок» для него. Когда же она исполнила эту просьбу, «мука в кадке не истощалась, и масло в кувшине не убывало…» (3 Цар., 17: 12, 17). Постоянно мелет, печет и потчует своими вкусными кулинарными изделиями и Агафья Пшеницына Обломова, при этом многообразные продовольственные запасы ее истощаются лишь на некоторое время. Заболел у Сидонской вдовы сын, «и болезнь его была так сильна, что не осталось в нем дыхания». «И простершись над отроком трижды», Илия «воззвал к Господу», «и услышал Господь голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил» (3 Цар., 17: 21–22). Дети Пшеницыной не бывали при смерти, и Илья Ильич не спасал их чудесным образом, но он занимался с Ваней арифметикой, а с Машей французским языком. После воскрешения ее сына сказала Сидонская вдова пророку Илии: «Теперь-то я узнала, что ты человек Божий, и что слово господне в устах твоих истинно» (3 Цар., 17: 24). Беззаветно полюбившая Обломова Агафья Матвеевна нигде не называет Илью Ильича Божиим человеком, что отнюдь не мешает ей не просто выделять его из всех знакомых ей мужчин (он «не ходит так, как ходил ее покойный муж, коллежский секретарь Пшеницын, мелкой деловой прытью, не пишет беспрестанно бумаг, не трясется от страха, что опоздает в должность…»; «лицо у него не грубое, не красноватое, а белое, нежное…»; «белье носит тонкое, меняет его каждый день…»), а, по существу, обожать: «Он барин, он сияет, блещет!» (с. 298).
Перекличка сюжетной линии Обломов — вдова Пшеницына с библейским сюжетом пророк Илия — Сидонская вдова подтверждается в гончаровском романе и одним косвенным свидетельством уже из архитектурной реальности северной русской столицы. Сообщая в конце произведения о поездках «всей семьей» Ильи Ильича и Агафьи Матвеевны летом, «в ильинскую пятницу» за город — на Пороховые Заводы (с. 368), Гончаров явно рассчитывал на то, что по крайней мере петербуржцам известно: заводы эти располагались в пригороде, где в 1720 году была построена церковь пророка Илии[25]. Таким образом, Обломов и Пшеницына, бывая там, совершали своего рода паломничество к их, уже семейному небесному патрону.
23
Звиняцковский В. Я. Мифологема огня в романе «Обломов» // Гончаров И. А. 190 лет: Материалы международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова. Ульяновск, 2003. С. 86–87.