Вот почему я поднимаю брошенную Вами перчатку, рассматривая, однако, нашу эпистолярную дуэль не как полемическую схватку двух оппонентов, а как своеобразную форму помощи себе и другим в уяснении того, насколько адекватное воплощение нашел один из трудных отрезков пройденного нами пути в романе А. Рыбакова. А следовательно — помощи в подходе к пониманию существа этого пути.
Думаю, что для начала было бы полезно высказать свой взгляд по поводу того, какое место занимают «Дети Арбата» в нашей литературе. У романа Рыбакова много противников, гораздо больше, чем можно было пока судить по печатным изданиям. Против романа все, кто заражен сталинистскими предрассудками и иллюзиями. Их голоса уже слышны и становятся громче. И потому каждый голос в поддержку писателя не останется втуне.
А место романа пока (опять-таки пока) уникально, иначе не скажешь. Уникальность же эта определяется только и исключительно образом Сталина. Без него этот роман о начале 30‑х годов был бы, вероятно, произведением значительным и интересным, но… одним из многих. Сейчас он — единственный в своем роде. В нем действительно впервые в нашей художественной литературе предпринята попытка показать Сталина изнутри, причем не в отдельных эпизодах (такое встречалось и раньше), а во всем (или почти во всем) объеме его внутренней жизни, психологии и мировоззрения. Крупнейшим достижением автора я считаю смелую по замыслу и блестящую по исполнению реконструкцию политической философии Сталина, которая объясняет не просто его поступки в той или иной отдельно взятой ситуации, а всю, так сказать, линию его поведения на протяжении десятилетий. Безумная вакханалия избиения миллионов людей, развернувшаяся в годы, которые последовали за описанными в романе событиями, не может (подобно многим другим акциям Сталина вплоть до самой его смерти) найти объяснения в каком-либо «просчете»: слишком уж циклопические размеры она приняла. Не может быть объяснена при помощи одной лишь психологии и, рискну написать, психиатрии (без которой, наверно, тоже не обойтись). Здесь налицо продуманная и последовательно осуществляемая линия, опиравшаяся на определенный комплекс взглядов. Этот комплекс и пытается воспроизвести А. Рыбаков. Можно с чем-то в его попытке соглашаться и не соглашаться, можно с ним спорить, что-то можно и отвергать, можно, наконец, превзойти его в постижении и художественном воплощении образа Сталина, — но за ним навсегда останется заслуга первопроходца (во избежание недоразумений: первопроходца в советской художественной литературе; в мире немало написано о Сталине, но бо́льшая часть написанного по разным причинам остается недоступной нашему широкому читателю).
Если уж на то пошло, именно Сталин, а отнюдь не Саша Панкратов — истинный главный герой романа. На Саше держится сюжет, его образ и его судьба имеют самостоятельный интерес. И все-таки все мы, проглатывая страницу за страницей, с нетерпением ждем, когда же наконец снова появится низкорослый, узколобый и рябой виртуоз политической интриги и начнет на своем своеобразном и сразу же узнаваемом наречии излагать свое исповедание веры. В романе немало сильно написанных страниц и мастерски разработанных характеров. Есть фрагменты и образы менее удавшиеся писателю. Но нигде его мастерство не поднимается на такой высокий уровень художественности и зрелости, как на страницах, посвященных Сталину. Слово «перевоплощение» обычно применяют к актерам. Но что же это такое, как не перевоплощение? Создается полная иллюзия того, что мы слышим (именно слышим!) живого Сталина со всей своеобычностью голоса и акцента, индивидуальными особенностями мыслительного процесса и стилистического оформления мыслей. Кому привелось Сталина читать и слышать, тот едва ли избежит этой иллюзии. Вот бы поучиться у Рыбакова тем многочисленным авторам, которые вкладывают в уста исторических героев дословные отрывки из их речей и сочинений и считают, что задача решена! Рыбаков идет тем путем, которым и должен идти подлинный художник. Он проник в психологию героя, он проникся его психологией, как бы перевоплотился в него, стал думать и чувствовать, как он, и заговорил его языком.