Если первый из представляемых здесь романов Хаггарда касается событий сравнительно хорошо известной поры, второй - "Владычица Зари" - уводит нас в одну из темных эпох существования египетского государства, в так называемый II Переходный период. К концу XII династии расцвет Египта сменяется быстрым упадком, разделением страны на ряд враждующих между собой княжеств, что привело затем к вторжению северо-восточных кочевых племен, которых греки впоследствии именовали гиксосами. Завоеватели более ста лет удерживали за собой Дельту; в Верхнем Египте продолжали править - по крайней мере номинально - местные царские дома. О гиксосских царях известно довольно мало; но такие имена, как Апепи (Апопи) или Хиан (Хайян), не плод фантазии Хаггарда. Несколько последних верхнеегипетских царей XVII династии - вопреки более или менее деятельному противодействию собственных вельмож - пытаются отбить Дельту и восстановить страну в ее давних привычных пределах. Секененра III это стоило жизни: он погиб, видимо, в битве; сохранившееся до наших дней тело его покрыто множеством ужасных ран. После него войну продолжает царь Камос, но окончательный успех стал уделом лишь наследника его, Яхмоса I, прозванного затем Освободителем. Его самого и так называемую Великую жену его, царицу Нефертирит, египтяне благодарно чтили в течение долгого ряда поколений. Объединение страны произошло, следовательно, в результате военной победы, а не династического брака, как у Хаггарда.
Посреди романа автор смело ведет своих героев в далекую Месопотамию, хотя в сколько-то постоянное общение с нею Египет вступает лишь спустя столетия. Для Месопотамии идут тогда последние десятилетия эпохи I династии Вавилона, государство неудержимо клонится к упадку перед иноземным касситским - нашествием. Сколько-то достоверных синхронизмов между египетской и вавилонской хронологиями этого времени нет; нельзя поэтому судить, был ли Амми-Дитана (либо Самсу-Дитана), возможный исторический прототип хаггардовского царя Дитаны, современником Набхеперра Антефа, возможного исторического прототипа хаггардовского царя Антефа Хеперра. Но кем бы ни был великий Дитана, поход его войск на Египет надо признать совершенно немыслимым; торной дорогой всех нашествий, пережитых страной, всегда была густо населенная Сиропалестина, а не пустыня. Ничего похожего на тайное общество Утренней Зари, которое являет собою нечто среднее между герметически замкнутыми сектами времени эллинизма, иезуитами и рыцарями Храма, в Египте этого времени не известно; проповедь почти что монотеистической религии с явными отзвуками позднего христианства также неправдоподобна: первая - и неудачная - попытка создания мировой монотеистической религии делается царем Эхнатоном спустя примерно два столетия после завершения II Переходного периода. Много в книге и других отклонений от сравнительно твердо установленных исторических данных.
Но не станем искать у писателя того, чего у него нет и к чему он даже не стремился; роман - не история хотя бы потому, что читатель его никогда не знает в точности, где бывшее сменяется вымышленным. Книги Хаггарда не об этом; главное в них - вечные дела и чувства человека: война, мир, любовь, долг, верность, сила, вера, возмездие; это интересует автора - и нас вслед за ним - куда больше, чем верность изображаемого исторической истине. Особую же яркость им придает мощный, вечно юный дух Древнего Востока; быть может, поэтому книги Хаггарда живут столь долго и, надо думать, переживут иные сочинения, написанные более точно, но менее живо и увлекательно.
Романы Хаггарда стали переводить на русский сразу после появления их; "Царица Савская", к примеру, вышла в России уже в 1891 г., а в 1915-м издано даже собрание его романов; существуют и более поздние переводы. Между тем перевод - особенно на русский - есть не одно языковое перевоплощение книги: решительным образом меняется и круг читателей ее. Хаггард обращался прежде всего к европейскому читателю, при необходимости имевшему под рукой обширную научную литературу по интересующему его предмету. Читатель же русский вечно страдал от недостатка ее, а русский писатель, - отчасти, видимо, и по этой причине, - берясь за исторические темы, почитал себя обязанным уведомить просвещенного и любознательного читателя о том, что вымыслу он уделил в своем сочинении весьма скромное место. Английский писатель этого делать не станет. Но у нас (особенно теперь) обостренный интерес к истинности того, что нам преподносят в качестве описания тех или иных событий. Понимая, что Г.-Р.Хаггард не стремился к исторической точности, мы в комментарии все же отмечаем явные отклонения от нее, допущенные автором намеренно или ненамеренно.
А.Темчин