Почему я оставил Хизер разбираться с этим в одиночку?
ПОЧЕМУ!
Я должен был быть там, все это время, должен был быть там ради них обоих, но меня не было.
Я подвел ее, как всегда. Подвел ее.
Выжимаю максимум из мотора, выхлопная труба яростно дышит, заезжая в гараж и паркуясь на место, которое не зарезервировано для меня, хлопнув дверью автомобиля, выхожу и тащу свою задницу в рабочий отдел.
Мои туфли Фарагамо[6] с визгом останавливаются в опустевшем медпункте, мои глаза уставились на табличку с одним пациентом и одной полосой мониторинга сердца плода во всем отделе.
В разделе «Список пациентов» я прочитал «Хизер Пейн, Беременность по счету: 1. Количество детей: 0. Анализ на Синдром Гийена-Барре − отрицательный.
Раскрытие шейки матки 8,5 см. Сглаживание шейки матки 100%. Доктор: Кэрол».
Как только до меня доходит смысл всего что прочел, я громко кричу:
− Она неполных девять гребаных сантиметров?
Мое внимание переключается на полосу сердечного ритма Винтер, и я мгновенно чувствую, как мой желудок падает, сердце разрывается, а разум разрушается.
Когда частота сердечных сокращений ребенка не обнаруживается на внутреннем мониторе плода, это означает одно и только одно.
Моя дочь больше не живет внутри своей матери.
Рациональная мысль покидает меня, и я бегу, как если бы Адские Псы наступали мне на пятки.
Как только я врываюсь в родильную палату и слышу плач и смех Хизер, смешанные с хныканьем нашей дочери, я благодарю Бога за благословения, которых я никогда не имел и никогда не заслужу.
Как человек, дьявольское, садистское чудовище, которое, честно говоря, нужно было удавить еще в колыбели в младенчестве, я все еще могу различить, когда удача или судьба были добры ко мне.
Когда мои глаза встречаются с глазами моей дочери, и я понимаю, что встречаюсь лицом к лицу со своим спасителем, все, что я могу сделать, это прошептать ее имя:
− Винтер.
Доктор Кэрол заботится о Хизер по другую сторону ширмы, давая мне шанс осознать мои новые, основные понятия жизни.
Я никогда не планировал встретиться с ангелом, тем более подойти достаточно близко, чтобы ее ручка схватила мой мизинец. Винтер мгновенно окружает мою душу собой, в то время как ее пальчики обхватывают мои.
Когда я говорю себе, что моя дочь − самый красивый ребенок во всем мире, я говорю это не только как врач, который видит ребенка после родов каждый день, я говорю это потому, что она такой и является.
Винтер Иви − это красота, происходящая из добра и излучаемая своей крошечной душой.
Неприкрытые слезы текут по моему загорелому, обезумевшему, грешному лицу, в то время как я со страхом смотрю на этот маленький комочек совершенства, которое я помог создать. Когда я касаюсь губами ее лба, мои слезы капают ей на щечки. Вытирая слезы с ее лица, я шепчу ей:
− Ты всегда будешь моей, малышка, всегда. Я никогда не рассчитывал, что мы с тобой встретимся, но судьба и я никогда не смотрели друг другу в глаза.
Плач Винтер становится тише, и я остаюсь, глядя в глаза, которые отражают мои собственные, а затем… затем она улыбается мне.
− Винтер, я обещаю тебе, что вернусь за тобой и твоей мамой. А пока будь хорошей девочкой и слушай, что мама тебе говорит. Слушайся ее, принцесса. Пожалуйста.
Я целую каждый из ее десяти пальчиков, затем черноволосую макушку, прежде чем повернуться и уйти.
У меня есть новая цель. Я знаю, что теперь ничто и никто не будет стоять на моем пути к достижению моей новой цели в жизни.
− Ром, тебе пора уходить. Ты не можешь ворваться и уйти из ее жизни. Я разрешил тебе оставаться в ее домике у бассейна, пока не родится ребенок, но теперь, когда ты увидел ее, пришло время тебе взять все свое дерьмо и сделать то, что, ты знаешь, будет лучше всего для нее. Теперь она моя. И в отличие от тебя, я буду заботиться о ней.
Каждое его слово пронзает мое сердце. И когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза, до меня доходит, что это он.
Я всегда знал, что в тени скрывается неизвестный мне безмолвный наблюдатель. Просто не ожидал, что он окажется настолько чертовски близко.
− Себастиан, − киваю я. − Как поживаешь?
Глава 32
Хизер
Когда я просыпаюсь от сокрушительной боли, я чуть ли не извергаю пламя, я так зла на себя за то, что теряю время, принимая душ, бреясь от подмышек до лодыжек, а затем втираю лосьон «Pink 'fresh & clean» в каждую клеточку кожи.
Я приняла душ, раскрытие матки за это время стало больше на восемь сантиметров, стала свежее и чище, чем любая другая беременная женщина в истории и родильного отделения, что стоило мне эпидуральной анестезии из-за того, что я дала себе вольность в виде душа, бритья и бразильского выпрямления волос. Однако когда я впервые вижу милое личико своей дочери, ничто, и я имею в виду, ничто во Вселенной не имело значения после того, как наши глаза встретились.
Она так похожа на Романа, это намного больнее, чем я представляла, с этим тяжело справиться.
Она прекрасна. Ее волосы густые и черные, как вороново крыло, рубиновые, пухленькие губки, но пленит именно ее взгляд, глядя в ее глаза, невозможно отвести взгляд. Мгновение я молча смотрю в ее сапфировые глаза, которые сверкают серебряными крапинками.
Голос Себа выдергивает меня из моих «а если бы да кабы».
− Я знал, что вы двое дадите жару, как феникс, восстающий из пепла. Черт, дорогая, ты Жанна Д'арк в моей книге. Я никогда не гордился кем-то или чем-то больше, чем сейчас тобой. Я улыбаюсь, не отрывая глаз от Винтер.
Для любого другого в комнате, кто осмелился бы подсмотреть, даже они не заметили бы легкую дрожь, которая пробирает меня. От боли, пронзающей мое сердце, метающейся от эйфории и окситоцина, бегущего по моим венам, когда моя дочь утыкается личиком в мою грудь.
− Хотела бы я, чтобы Роман был здесь, − шепчу я.
− Я знаю, дорогая. Знаю.
Я отправила Себа домой, не обращая внимания на его просьбы остаться с нами в больнице на ночь. Если со мной не будет Романа, то мне не нужна замена. Я лучше проведу это время наедине со своей дочерью.
Односторонняя привязанность Себастьяна возрастает против моего настойчивого требования прекратить это. Он продолжает внедрять себя в мою рутинную жизнь, и хотя это облегчает некоторые вещи, я предпочла бы, чтобы все оставалось сложным, чтобы пройти все в одиночку. Я просто не могу найти в себе мужества, чтобы сказать ему это, потому что не уверена, смогу ли выдержать, когда увижу, как потухнет свет в его глазах, когда я сделаю это.
Он заботится обо мне и Винтер, и я ценю то, что он делает, чтобы показать свою привязанность. Я не знаю, как долго смогу разыгрывать эту шараду. С уходом Романа мне не нужно следить за тем, что и как сказать, держать свои мысли и эмоции под контролем и хранить молчание.