Понимаешь о чем я? Например, я могу поменять масло, заменить колесо и поставить новый генератор или аккумулятор на свою машину. Я могу насадить червяка на крючок, зарядить оружие, освежевать добычу и измерить улов. Затем… я могу посыпать все это секретной приправой, и в совершенстве приготовить его.
Есть два пути к сердцу мужчины, и благодаря моей маме, у меня есть один из них, а благодаря моему папе и братьям, другой.
Папа всегда говорил, что я похожа на свою маму. Я невысокая – около ста шестидесяти сантиметров, в мои лучшие дни, с миниатюрной фигуркой и с ее бледными светлыми волосами. Таким образом, первый путь к сердцу мужчины – его глаза.
Второй путь через его желудок. Я могу принести домой ужин и приготовить его до совершенства. Проблема заключается в том, что у меня никогда не будет шанса приготовить для мужчины из-за моих братьев. Мой отец скончался от сердечного приступа и если быть полностью откровенной, я действительно не испытываю желания выбраться куда-то и попытаться встретить кого-нибудь. Даже до того, как скончался папа, я уже выплескивала все силы на то, чтобы стать детективом.
Я правда думала, что смогу сделать это.
Сейчас… Я не так уверена в этом.
Единственные две вещи, которые связывают Романа Пейна с чередой пропавших девушек, это одиннадцать нечетких фотографий, анонимно размещенных в общественных местах и записка, найденная с Амандой Роббинс. Кроме этого, нет ничего. Его богатая семья с армией адвокатов, окружающих Пейна, угрожают выдвинуть обвинения против прессы за клевету и дискредитацию.
С фамилией и будущим, как у Пейна, где он станет одним из величайших умов в области женского здоровья, его статус против наших доказательств будет значительно более весомым.
Вопрос, который не покидает мою голову – почему? Почему человек тратит все свои силы на то, чтобы стать лучшим из лучших в гинекологии, а потом по ночам начинает заниматься, чем? Приказывает им совершить самоубийство? Или еще хуже, убивает их?
В этом и состоит проблема между сержантом полиции, моим крестным отцом – Джеем и мной.
Я не думаю, что он это сделал. Судя по его внешности, ему совершенно не нужно было убивать или насиловать женщину ради того, чтобы потрахаться. Я влюблялась и видела достаточно красивых мужчин за свою жизнь, чтобы точно знать, что Роман Уильям Пейн превосходит их всех в радиусе тысячи миль. Он высокий, мы говорим, по крайней мере, о ста восьмидесяти трех сантиметрах. Его шелковистые волосы цвета эбенового дерева, а глаза - оттенка весеннего неба. У него самое красивое лицо, которое я когда-либо видела: высокие острые скулы и прямой нос над совершенными полными губами. Когда сегодня он читал в библиотеке, его широкие, сильные плечи были склонены над столом, отчего длинные черные волосы завесой скрывали от меня глаза мужчины, но не сексуальную ямочку на левой щеке, пока он покусывал нижнюю губу своими идеально ровными, белыми зубами.
Когда я склонилась над ним, пытаясь заговорить, вид того, как перекатывались и перемещались его мышцы и сухожилия под идеальной оливковой кожей, заставил мой рот стать сухим, как хлопок. Мне пришлось сглотнуть дважды, прежде чем начать разговор. Даже сейчас я не могу вспомнить, что, черт возьми, вылетело из моего рта.
Используя свое полотенце, я вытираю с зеркала конденсат, перед тем, как обернуть его вокруг себя и пробормотать своему отражению:
– Держи голову прямо и может быть, мы сможем доказать, что дядя Джей не прав, Мак.
После того, как надеваю пижаму, я вытираю со стойки пятно от бутылки с пивом, чтобы затем свернуться калачиком на кушетке и посмотреть футбольный отбор, который транслировали в прошлое воскресенье, пока мои веки не становятся тяжелыми, и я не засыпаю.
Мой сон переплетается с дымом и зеркалами, а также с мужчиной, чья красота соперничает с отцом Господа, с мужчиной, чьи глаза цвета искреннего, утреннего неба или заката под покровительством смерти, обмана и лжи.
Глава 3
Роман
2007
– Раз, два, три, четыре, пять… – бормочу я, когда грудь Джулии приподнимается после каждого моего нажатия, и так до тех пор, пока не досчитываю до тридцати, а затем перехожу к ее лицу: зажимаю нос, отклоняю голову назад и дважды выдыхаю, наблюдая, как грудь девушки наполняется воздухом от каждого моего выдоха.
Мы опять зашли слишком далеко; это губит весь эксперимент каждый раз, когда она оказывается не достаточно выносливой.
– Один, два, три, четыре, пять… – я продолжаю нажимать и чувствую, как меня переполняет гнев. – Черт побери, Джулия, очнись! Дыши, черт тебя дери! Дыши! – я понимаю, что уже сбился со счета и склоняюсь над распластанным телом, лежащим на полу моей спальни, чтобы опять наклонить ее голову назад, зажать нос и дважды протолкнуть воздух в ее легкие.
Мы с Джулией как бы в отношениях больше года. Глупышка придумала себе, что это моногамные или основанные на верности отношения, полагая, что если она до сих пор устраивала меня, как на публике, так и за закрытыми дверями, то я женюсь на ней.
Женщины настолько наивны. Особенно богатые, красивые и те, кто обладает властью, этикетом и манерами.
Я предпочитаю таких.
Женщин, отличающихся от Хизер.
С того дня в библиотеке прошло два года. Я провел два года, уворачиваясь от нее на каждом шагу. Я клянусь, эта девушка, будто появилась из ниоткуда, и вдруг, она уже была везде. Она стала причиной, почему я сфокусировался на Джулии. Кстати о Джулии, мне необходимо подумать и переосмыслить нашу ситуацию.
Поглядывая на часы, я мысленно подсчитываю время, которое потратил на реанимационные действия – чуть больше пяти минут. Неистовый гнев возрастает, охватывая все у меня внутри, когда я сжимаю кулаки и поднимаю их выше головы, чтобы как можно резче опустить их вниз, ударяя ее в грудь. Легкие девушки мгновенно наполняются воздухом, прежде чем она начинает неистово задыхаться и кашлять.
– Охренеть! – я пробегаюсь руками по лицу и отхожу в угол своей комнаты.
– Ром… – из нее вырывается еще один приступ кашля, что кажется, будто уходит целая вечность, прежде чем она обретает достаточно контроля, чтобы попытаться снова заговорить, – Роман, мне жаль. Мне так жаль… – я подлетаю к ней и опускаюсь на пол.
Как только я оказываюсь достаточно близко, то обхватываю руками ее за шею и поднимаю над гладким полом так, что ноги девушки начинают болтаться в метре от ковра.
– НЕТ! Нет, Джулия, ты же знаешь, как меня бесит, когда ты вытворяешь подобное дерьмо! Это все портит! Все! Ты думаешь, что после того, как кончу, я хочу воскрешать тебя из мертвых по пять минут? Ты знаешь, в какое бешенство это меня приводит?! Ты хотя бы представляешь, как близко я был к тому, чтобы оставить твою слабую задницу и сбросить ее вниз вместе с остальным мусором в топку для того, чтобы сжечь?
Ногтями она впивается в мои запястья около своего горла, ее глаза расширяются, а губы становятся синими, прежде чем жалкой кучкой позволяю ей упасть на пол.