– Собирай свои манатки и убирайся из моего дома, я не хочу тебя больше видеть, ты меня слышишь? – я вылетаю из своей комнаты через холл и сбегаю вниз по лестнице. Хлопаю дверцей своей "Мазерати" прежде, чем гаражная дверь успевает открыться и мне удается выехать за ворота, резко поворачивая влево.
Я не знаю, на кого злюсь, не знаю, куда еду; впервые за все свои сознательные годы, я чувствую себя потерянным, и не имею ни малейшего понятия, почему.
Я знаю, что сделал правильный выбор, когда обратил внимание на Джулию. Я вижу какого-то мудака в дверях бара и медленно выхожу на грязную парковку из машины.
Я вхожу, направляясь прямо к угловой кабинке, а затем сажусь, в упор смотря на официантку, которую подзываю кивком головы.
– Что я могу для тебя сделать, дорогой?
Я смотрю на ее бейджик, а потом на преждевременно постаревшее лицо.
– Содовую с лимоном. Лимон должен быть свежим, мисс Дарла, – улыбаюсь я.
– Ты его получишь, – она отходит, но слишком сильно виляет бедрами, и мне приходится стиснуть зубы, чтобы удержаться от того, чтобы не поиздеваться над ней.
Я опускаю взгляд на поверхность стола, когда она возвращается, чтобы избежать разговора. К счастью, это срабатывает. Я беру свой напиток и подношу его к губам, когда женщина в красных туфлях в кабине через стол от меня начинает двигаться. Я рывком поднимаю голову вверх, чтобы увидеть… маленькую мисс Хизер Маккензи.
Я киваю и ставлю свой напиток на стол, прежде чем заговорить:
– Чего ты хочешь?
Ее хрипловатый смех застает меня врасплох, и я удивленно поднимаю брови.
– Что же, мистер Пейн – это провокационный вопрос.
Я хмуро гляжу на нее поверх кромки своего стакана и повторяю вопрос:
– Ответь мне. Чего ты хочешь?
– Тебя. Для умного парня, ты можешь быть тупым сукиным сыном, ослиная задница, ты это знаешь? – она усмехается, прежде чем махнуть официантке. – Будьте добры, одну порцию "Бад Лайт", если есть, мэм.
– Сейчас принесу, милочка.
Я качаю головой, глядя на пластиковый стол, и боковым зрением замечаю, как Хизер поднимает мой бокал, затем делает глоток и выплевывает кубик льда обратно в стакан. Я смотрю на нее, как будто она потеряла весь когда-либо имеющийся у нее рассудок.
– Ты плюнула в мой бокал? – рычу я.
– Этот? – смеется она. Будто то, что я сказал – абсолютно нелепо, будто я не наблюдал только что за тем, как она это проделала. – Мне нравится думать об этом, как об обмене, возможности внести свой вклад, непосредственно в последующий отказ. Плевок слишком сильное и неприятное слово, чтобы описать это действие, – она ставит мой напиток, и я крепко хватаю ее за запястье, заставляя девушку бросить его, и содержимое стакана выплескивается через край.
Дарла ставит пиво перед Хизер и откашливается, даже не обращая внимания, что у нее проблемы.
– Дарла, не думай, что я не держу эту ситуацию под контролем, он может быть на сорок пять сантиметров выше, и превосходить меня по весу, но я – сексуальная женщина. Забегаем вперед, м-м-м, да? – Хизер, не отрывась, смотрит мне в глаза, когда говорит, даже если я все еще крепко, как тисками, сжимаю ее запястье. Я чувствую, как ее кости начинают трещать в моей руке, но она продолжает спокойно улыбаться.
Когда официантка уходит, я вижу, как правая бровь Хизер поднимается все выше при каждой фразе, которую я произношу:
– Я тебя не знаю. Ты мне не нравишься. Я не знаю, что именно ты хочешь от меня, но скажу тебе, чего хочу я! Я хочу знать, почему ты вдруг появилась в моей жизни, и почему вдруг всегда оказываешься рядом. СКАЖИ ЖЕ МНЕ: ПОЧЕМУ, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ!
Я притягиваю ее за руку ближе к себе, пока мы оба не оказываемся над столом нос к носу:
– Ты хочешь трахнуть большого плохого волка? Да? Это то, чего ты хочешь?
Она слегка качает головой, когда сглатывает. Прежде чем она успевает открыть рот, чтобы заговорить, я прижимаюсь своими губами к ее. – Ты и представить не можешь, сколько невинных, маленьких, красных шапочек пали к моим ногам, моля о любви, грубой силе, моей безжалостной доброжелательности, отдавая свои жизни мне в руки в надежде, что смогут отыскать ангела за маской дьявола.
Она вырывает руку из захвата, и я мгновенно теряюсь в ее греховных черных глазах, когда своей тонкой ручкой Хизер сжимает в кулак рубашку на моих плечах, и использует материал в качестве рычага, чтобы мы столкнулись носами, и крепче прижались лбами друг к другу.
– Я должна была бы быть слепой, глухой или немой, чтобы не знать, Роман, проблема в том, что я не та, кто надеется найти ангела под маской. Ангелы стоят по десять центов за чертову дюжину. То, чего хочу я – это демоны, которые живут внутри, потому что… они отражение моих собственных, – она ослабляет на мне свою хватку и откидываясь на стенку кабинки, хватает свою кружку пива и выпивает половину ее содержимого.
Мне трудно собрать воедино собственные мысли, потому что я чувствую, как влюбляюсь в белокурую соблазнительницу, сидящую передо мной.
Я полностью задерживаю дыхание, и почти теряю дар речи, но как-то умудряюсь выдавить слова:
– Я спрошу тебя еще раз, и только один раз: Хизер, чего ты хочешь?
Глава 4
Хизер
Черт! Чего я хочу?
Что же, как я и думала, это был провокационный вопрос!
Я хочу Романа Уильяма Пейна, вот чего я хочу.
Я хочу, чтобы он сказал мне: "НЕТ! Я не причинял им боль". Или: "Я не убивал тех девушек, и не был причиной чьего-либо самоубийства!"
Была ли ты когда-нибудь в ситуации, или обнаруживала, что в ответственный момент твой разум или тихий голосок сознания, категорично протестовал и кричал о том, что томится от любви, с порхающими бабочками и верящим-в-счастливую-историю-Золушки-сердцем? И моментально появляются розовые очки, когда твои глаза сосредотачиваются на одном, ТВОЕМ единственном, так что сжимается все внутри, черт возьми, и даже костный мозг объединяет усилия с глупым трепыхающимся сердцем в твоей груди? Черт, мне двадцать пять лет. Я не испытывала силы и страсти такого масштаба с момента моей первой любви… С момента моего первого и последнего разбитого сердца, что произошло еще в средней школе.
Я не должна допустить подобного снова, и чертовски уверена, что не должна чувствовать подобное по отношению к Роману Пейну.
Мой голос дрожит, когда мне наконец-то удается заговорить:
– Я хочу тебя, Роман. Я хочу, чтобы ты перестал со мной бороться; впустил меня, позволил мне показать, каким счастливым я могла бы тебя сделать, но все, что ты делал до этого… бежал.
Я внимательно смотрю на него, пытаясь понять, какой эффект произвели мои слова, и встречаюсь с его ничего не выражающим взглядом. У меня сжимается сердце, а на глаза наворачиваются слезы, когда я спрашиваю дрожащим голосом:
– Неужели… Неужели тебе плевать?
Да, ладно, черт, я признаю, что в конце концов, слезы задерживаются у меня на ресницах и текут по лицу, пока мой полушепот полукрик заставляет звучать слова немного неразборчиво.
Роман откашливается и потягивает свой напиток перед тем, как взять меня за обе руки в свои. Когда я смотрю вверх, и встречаюсь с ним взглядом, он тихо говорит:
– Милочка, меня нахрен волнует лишь то, что я не могу точно понять, есть ли в тебе что-то такое, чего нет в остальных женщинах. Как ты не можешь понять, если бы я решил сделать тебя своей, то не отпустил бы. Если бы мне стало скучно, то ты была бы так сильно раздавлена, что от тебя не осталось бы ничего, чтобы отпускать.
Напоследок, он резко хватает меня за подбородок кончиками пальцев:
– Я не буду делать ничего, кроме того, что причинит тебе боль. Тебе только кажется, что твои демоны отражают моих собственных, ты не понимаешь того, что твоя идея бессмысленна… мои демоны – порождение самого большого зла из всех; демоны, которых ты думаешь, что хочешь увидеть, не просто демоны под ангельской маской. То, что я пытаюсь сказать тебе, Хизер, что даже Люцифер когда-то был прекрасным ангелом, – Роман встает и бросает сто долларов на стол. – Перестань пытаться найти хорошее во мне, я обещаю тебе, мисс Маккензи, то, что ты ищешь, не существует и никогда не существовало.
Он наклоняется и касается губами моего виска, прежде чем сказать:
– Прощай, Мак.
– Прощай, Мак? И где именно ты узнал об этом имени, мистер Пейн?
От его непристойной ухмылки, по моей коже пробегают мурашки, а хрипловатый голос заставляет закрыть глаза и сжать бедра.
– Ох, детка, никогда, ни на секунду, не допускай мысли, что я не сделал свое домашнее задание, если ты сделала свое.
Я широко раскрываю глаза.
– Что это значит? – спрашиваю я, сощурившись, глядя на него.
Он отвечает с безразличной улыбкой:
– Я спросил, чего ты хочешь, и ты сказала мне, – он снова вторгается в мое личное пространство, прежде чем продолжить, – почему? Я узнаю, либо запоминаю каждого человека, который появляется в моей жизни, будь то знакомый, новый друг, потенциальная приятельница потрахаться, или сторонний наблюдатель. Ты всегда была на стороне наблюдателя. Я хочу знать, почему и чего именно ты хочешь. Ты говоришь мне, что хочешь меня, но я верю, что та Мак, которая не должна быть раскрыта, хочет мои грехи. Ты так беспокоишься о моей чертовой добродетели.
Я быстро поднимаюсь и заставляю себя вплотную прижаться своей грудью к его твердой груди и протолкнуть правое колено между бедер мужчины, скользя по растущей эрекции:
– Я не забочусь о твоей добродетели, и меня не волнует, даже если в действительности ты окажешься самим дьяволом; я хочу тебя Роман, я хочу все это. Когда ты задумываешься, стою ли я того, ты ошибаешься. Я всего лишь женщина, которую ты видишь перед собой. Извиняюсь за свое неловкое и несвоевременное появление в твоей жизни. Впрочем, то, чего я хочу, остается неизменным. Я, бл*дь, хочу тебя, всего тебя. На время.
Прежде, чем могу понять, что происходит, я оказываюсь повернутой лицом к стенке, после того, как он толкает меня обратно в маленький проход нашей кабинки, где я до этого сидела… Наблюдаю за его спиной, как он отступает, быстро перемещаясь через темный бар. Я чувствую, что весь прогресс, которого мы достигли, исчезает, когда он выскальзывает за дверь. Я не хочу его.
Хорошо, я не хочу его желать.
“Знаешь, тебя ожидает холодный, ужаснейший день в аду от кармы, когда ты окажешься на моем месте.”
Возможно, Роман Уильям Пейн – дьявол. А сумасшедшая и ужасающая правда заключается в том, что я только поняла, какой силой обладает Роман и как легко он может меня раздавить. Проблема в том, что я не могу сойти с того пути, которым следовала два года. И никуда не деться от того, что мое сердце прямиком идет к тому, чтобы быть разбитым.
Роман сломит меня.
Он позволит мне упасть.
Он причинит мне боль.
Он заставит меня истекать кровью.
Но я не смогу сделать ничего, чтобы остановить его. Я зашла слишком далеко, и это должно дойти до логического завершения.