— Вы коммунист, участвовали в гражданской войне?
— Что вы, господь с вами, Александр Данилович!
— Почему это вас так испугало?.. Роночка, выйди на минутку, мы поговорим с инженером.
Синявин глазами проводил дочь и продолжал свою мысль, не обращая внимания на то, что гость уже раскрыл свой рыжеусый рот, чтобы ответить на вопрос.
— Молодому инженеру-производственнику, как вы, не мешало бы иметь современный образ мыслей. Кстати, в водном хозяйстве вас охотно приняли бы на работу и без меня.
— Если бы я был коммунистом?
— Разумеется.
Синявин пристально глядел на гостя. Ему не понравилось его категорическое «господь с вами», рыжие, щетинистые усы «англе», елейная поповская речь. Не по душе были Синявину и маленькие, пронизывающие, довольно злые глаза и такая развязная настойчивость инженера.
— Прежде чем идти с таким делом ко мне, по крайней мере надо было разузнать в отделе. Там есть люди, которым поручено подбирать работников.
— Товарищи партийцы? — стараясь придать больше серьезности вопросу, подчеркнул гость последнее слово, понизив голос.
— Да, конечно… Может, и коммунисты, — нисколько не смущаясь, ответил хозяин. Он безошибочно понял, что его «прощупывают», и сдерживал себя.
Но гость воздержался от дальнейших попыток «прощупывания» старого инженера. Сдержанно попросил он разрешения закурить папиросу. Даже пепельницу сам принес с окна и поставил ее на стол возле себя. Манера поведения, вопрос «Не курите?», заданный с особенно льстивым поклоном, раздражали хозяина. Но он выжидал, тяжело опустившись в кресло за столом.
— Каприз лукавой судьбы, Александр Данилович, забросил меня в азиатские дебри, — лучше не интересоваться этим. Ну, а… семья, поиски каких-то перспектив… У каждого из нас роятся мечты, перспективы; приходится жить, искать счастья. Чтобы не задерживать вас излишними разговорами, разрешите перейти к делу.
— Пожалуйста. Чужие мечты и перспективы меня мало интересуют. Еще раз говорю вам — работы у меня нет. Кажется, больше и… говорить-то не о чем.
— Но я прошу не работы, а… только рекомендации.
Синявин медленно поднялся со стула, тяжело опершись обеими руками на стол. От удивления, вызванного такой неожиданной просьбой, он будто онемел. Да и что можно сказать человеку, который, впервые переступив порог, осмеливается просить рекомендацию? С какой стати? Кому его рекомендовать? А может, этот субъект… больной?
— Это вы серьезно?
— Вполне. Да вы успокойтесь, Александр Данилович. Я же вам еще не сказал толком, о чем хочу вас просить.
— Какого же еще толка? Вы просите у меня протекции. Что же тут непонятного? А я вас совсем не знаю, впервые вижу. Я даже не уверен, что вы назвали свою, а не вымышленную фамилию…
Гость вдруг вспыхнул, точно пойманный с поличным, перестал мило улыбаться, а его лицо, покрытое веснушками, налилось кровью. И хозяин, заметив это, почувствовал облегчение. Человек еще не потерял способность краснеть, с ним можно договориться.
— Ну, говорите все, — заговорил Синявин спокойнее, отходя от стола. — Я должен рекомендовать вас коммунистам, как надежного и честного человека, квалифицированного инженера. Поселить вас у себя на квартире, отдать вам свою дочь в жены, ну… а потом, разве я знаю, какая еще фантазия может взбрести в голову человеку? Давайте выкладывайте.
Инженер спокойно дослушал до конца нервную, хотя и сдержанную тираду хозяина. Потом весело рассмеялся и тоже поднялся из-за стола, бросив недокуренную папиросу в пепельницу.
— Ваша дочь еще молода, Александр Данилович, а я уже женат, и не так давно.
— Очень приятно, поздравляю вас…
— Начинается большое строительство в Голодной степи, где будут нужны инженеры моей специальности. Вижу, что вы об этом до сих пор ничего не знаете, а вас, наверное, пригласят туда на ответственную должность инженера-ирригатора.
— О чем вы говорите, о каком строительстве? Английская концессия? Но ведь от нее, кажется, отказались наши…
— …большевики, — подсказал Преображенский.
— …дипломаты, еще на Лозаннской конференции.
— Лозаннская конференция и концессии, возможно, здесь и ни при чем. Просто их правительство решило… Взяло и постановило ассигновать для этого сотни миллионов рублей из бюджета России… Вот прочтите в газете, если не читали ее вчера. Вас пригласят, я это знаю.
Синявин с интересом взял газету, прочитал правительственное сообщение и, будто рассуждая вслух, сказал:
— А знаете, это интересно. Благодарю. Так, стало быть, концессии теперь уже нечего ждать?
— Александр Данилович, вы надеялись на концессию? Английскую?
— Мне, собственно, безразлично — английская или французская. Англичане, конечно, богаче… Но теперь получается совсем по-иному. Оказывается, что большевики не такие уж неопытные государственные деятели.
— Большого ума не нужно, чтобы растранжирить приобретенное Россией золото на такие… на такое строительство.
— Вы просите рекомендовать вас? Да с подобными взглядами вам даже нос показывать на строительстве нельзя. Что же касается золота, которое приобретала империя, не говоря даже о том, какими средствами, то оно давно уже растранжирено Родзянками, Керенскими, атаманами Дутовыми и другими. Давайте лучше не будем об этом вспоминать. Но этот шаг правительства новой России, — Синявин щелкнул пальцами по газете, — далеко не похож ни на обычную растрату, ни на царскую колониальную политику. Вот что можно сказать об этом решении. И народ, узбеки это поймут, уверяю вас!.. Шутка ли: британских солдат не пустили, а теперь и английские капиталы тоже вытесняют… Нет, они с головой, с головой.
Гость не торопился, внимательно слушая политический «экскурс» старого ферганского инженера.
— Я, собственно, не собираюсь спорить с вами, диспутант и политик из меня никудышный… А вот рекомендацию на это строительство прошу у вас! Меня вы действительно не знаете, но это уж и не столь важно. В наше время нечего думать о старых знакомых и друзьях. Надо начинать все сначала. В пору той же колониальной, как вы говорите, политики Российской империи, кажется, вы, Александр Данилович, занимали эту же должность и вряд ли испытывали какое-либо неудобство… Мы с вами — инженеры. Политика для нас… то ли она колониальная, то ли… социалистическая — просто лишь официальный фон. Конечно, вы правильно рассуждаете — англичан вытеснили. Это дело, сами понимаете, большой политики: вытесняют, а потом, гляди, они снова появляются. Англичане, известно, люди настойчивые. Не исключено и другое: все будет снова возвращено концессиям, англичанам с их фунтами стерлингов чистого золота, поддержанными вооруженными силами. Но нас это не интересует, пускай дипломаты над этим ломают головы… Извините, я немного уклонился. А за мою квалификацию можете быть спокойны, инженер я хороший, да и человек не плохой, еще друзьями мы с вами, наверное, будем.
— Избавьте, пожалуйста! Одиночество — вот мой идеал, друзей я не признаю ни на каком «фоне». Лишние свидетели жизни. За новости благодарю, а рекомендации вам все же не дам. Это… просто смешно.
Наступило минутное молчание. Все уже было сказано с достаточной ясностью. Гость наконец понял, что иного решения от Синявина и нечего ждать. Он взял из пепельницы тлеющую папиросу и, гася ее, так прижал, будто хотел проткнуть ею стол.
— Удивительно. Вас знали как человека с установившимися традициями, чуткого к чужой беде русского интеллигента. Я, знаете… не ожидал. Мы, правда, не были прежде знакомы. Но ведь это — условность, многоуважаемый Александр Данилович. Я русский инженер! В Средней Азии нас сейчас слишком много, чтобы всех знать, а люди-то нужны, вам это следовало бы понимать! В этих дебрях мы между собою должны быть близки! Ну, что же, забудем этот неприятный разговор, извините. На строительство я устроюсь и без вашей помощи. А жаль…
— Да будет ли еще строительство? Сами же говорите? Советую вам заранее не увлекаться. Решение правительства об изысканиях и подготовке — еще не все. Нужны сотни миллионов золотом да чтобы по соседству не было ваших англичан с их фунтами стерлингов, — сказал Синявин.