— А ведь, действительно, Рафаэль обессмертил вас!
В тот день мы вместе обедали и снялись втроем: Минский, я и Гаршин.
За обедом Гаршин потешал нас юмористическими стихотворениями Буренина, которые знал наизусть.
Приехал с женою художник Рашевский, старый мой товарищ по университету и по земству, пришел Демчинский, пытавшийся сделаться адвокатом и державший экзамен на кандидата юридических наук, но, за отсутствием голоса, не могший говорить и потому предпочевший со временем сделаться метеорологом и сельским хозяином. Еще подошло два профессора — Мищенко, переводчик Фукидида, и Козлов, философ, автор «Генезиса пространства»[390].
Этот Козлов с шестидесятых годов сохранил незыблемую веру в греховность церковного брака и, несмотря на сравнительно преклонный возраст, ухаживал за курсистками, появляясь всегда в сопровождении двух, трех молодых девушек, В тот день приехал поздравить Марию Николаевну доктор Сабанеев, тоже один из моих университетских товарищей, отличавшийся искусством изображать в одном лице комические сцены из многих персонажей. В этом жанре он был неподражаем.
К тому времени вышло несколько моих книжек. О моей «Сиреневой поэме»[391] Андреевский из Петербурга писал мне: «Максимушка! сколько поэзии!».
А я и в самом деле стал усиленно писать стихи…
В Киеве поселился Прахов, и около него закружился рой художников. Насмешливый Якубович, переводчик флоберовских «Искушений святого Антония», сожженных цензурою[392], говорил, что Прахов видит в России только колокольни, перелетает, как коршун, с одной на другую и золотит себе лапы об их кресты, почему и сделался профессором истории искусств. Профессором Прахов только числился, а на самом деле был подрядчиком-реставратором храмов. В данном случае ему была отпущена большая сумма на восстановление Владимирского собора, начатого в шестидесятых годах в византийском стиле и заброшенного.
Прахов выписал из Рима братьев Сведомских, Кубинского; из Петербурга — Селезнева, из Москвы — Васнецова[393]. Исключительное право на работу в соборе мог бы иметь великолепный Врубель, в Киеве написавший для Кирилловского собора стильные местные образа под контролем Прахова же. Он глубоко проникнут был настроениями итальянско-византийского примитива. Кстати, Врубель и жил в Киеве, в меблированной комнате, в страшной бедности[394]. Но Прахов охладел к нему. Богоматери Врубель придал черты характерного лица Эмилии Львовны — жены Прахова. Врубель был влюблен в нее, и это тяготило Эмилию Львовну; юного художника считали у Праховых талантливым и даже «страшно талантливым», но ненормальным.
— Влюбляйся, кто тебе не велит, но с тактом, не афишируй, не похищай чулков у недоступной богини твоей и не носи их в виде галстуков, да еще меткой наружу! — говорил Прахов, смеясь над странностями Врубеля.
— Разве любовь мешает художественным настроениям? — возражали Прахову.
— Ему положительно мешает сделаться настоящим художником, — огрызался Прахов.
Эмилия Львовна приходилась неофициальною дочерью военному министру Милютину[395]. Отсюда, может-быть, и карьера Прахова. Она была очень нехороша собой, рано поседела, курносая, толстогубая, с большими синими глазами; казалось, что она в голубых очках. И, однако, она была привлекательно-откровенная и добрая душа, прямая, литературно-образованная, светская женщина, с тою непринужденностью в обращении, которая, обыкновенно, удивляет мещан, предполагающих, что хорошие манеры заключаются в ломании.
В ее салоне я встретил как-то епископа Иеронима (Экземплярского)[396]. Она представила нас друг другу.
— Иероним-просто, а вот Иероним помноженный на Иеронима (Иероним Иеронимович).
Конечно, Васнецов был на месте в византийском соборе: яркое дарование, убежденный православный мистик и даже чуть не изувер; но нельзя скрыть, что и поэтическая мистика Врубеля оказала влияние на Васнецова через посредство Прахова, у которого было множество эскизов и рисунков отвергнутого им художника.
Врубеля привел ко мне Якубович, и он же ввел меня к Праховым. Врубель, пожалуй, мог показаться ненормальным, когда начинал говорить об Эмилии Львовне. Он как-то глупел от любви; а вообще же он был умным и интересным собеседником. С глазу на глаз он становился словоохотлив и развертывал большие знания в области истории искусств; он мог говорить и о поэзии и верно судить, но живопись была любимой темой. Характерной чертой его было отсутствие злоречия; он решительно ни о ком дурно не отзывался. Когда заходила речь об его явных недоброжелателях, он умолкал, начинал чувствовать себя неловко и старался перевести разговор на другой предмет.
390
Федор Герасимович Мищенко (1848–1906) — историк античности, переводчик с классических языков; член-корреспондент Петербургской Академии наук (1895). Перевел «Историю» Фукидида (Тт. 1–2. М., 1887–1888, с послесловием «Фукидид и его сочинения»), Алексей Александрович Козлов (1831–1901) — философ, публицист. Мемуарист имеет в виду его работу «Генезис пространства и времени Канта» (Киев, 1884).
391
«Сиреневая поэма» — небольшой рассказ, вошел в книгу: Ясинский И. И. Сиреневая поэма (и др. повести и рассказы). Киев: тип. Г. Фронцкевича, 1886.
392
Имеется в виду издание: Флобер, Густав. Искушение пустынника. Пер. с франц. С. П. Якубовича. М.: Л. Ф. Снегирев и Н. В. Маракуев. 1879. — Издание было уничтожено по постановлению Комитета министров. Данные о переводчике не обнаружены.
393
Создателем проекта оформления и руководителем отделки собора Св. князя Владимира в Киеве был археолог и профессор искусствоведения Адриан Викторович Прахов (1846–1916), который в 1885 г. пригласил для работ по росписи храма художников Виктора Михайловича Васнецова (1848–1926) и Павла Александровича Сведомского (1849–1904). Мемуаристом также упомянуты Александр Александрович Сведомский (1848–1911) и Иван Федорович Селезнев (1856–1936), которыми выполнена незначительная часть росписей. Карбинским мемуарист ошибочно именует участвовавшего в работах художника Вильгельма Александровича Котарбинского (Kotarbinski, 1849–1921).
394
В Киев Михаил Врубель приехал весной 1884 г. по приглашению Адриана Прахова для участия в реставрации древних росписей Кирилловской церкви XII в. и работ во Владимирском соборе. Он снимал комнату с видом на Днепр в доме № 1 по Андреевскому спуску. В Киеве у художника начали проявляться первые признаки душевной болезни: агрессивность сменялась меланхолией, и так по нескольку раз в сутки.
395
Эмилия Львовна Прахова (урожд. Эмилия Мария Клементина Лестель, 1849–1927) — жена А. В. Прахова, пианистка, ученица Ференца Листа. Содержала в Киеве салон, который посещали люди искусства, работавшие над оформлением Владимирского собора. Именно Э. Л. Прахова вдохновила Врубеля при написании знаменитой иконы «Богоматерь с младенцем» для алтаря Кирилловской церкви. Данных о ее родстве с Д. А. Милютиным не обнаружено.
396
Имеется в виду архиепископ Иероним (в миру Илья Тихонович Экземплярский или Экземпляровский; 1836–1905) — архиепископ Варшавский и Привислинский.