От него начинало пахнуть мещанством. Но это было плохим признаком. Душа его не выносила мещанского груза, теряла равновесие, и он сходил с ума. Плодом такого страдания был его знаменитый «Красный цветок». Его отзывчивое сердце откликнулось и на страдания рабочего раньше других беллетристов. Стоит перечитать его «Глухаря», чтобы согласиться со мною. «Надежда Николаевна», довольно слабое произведение Гаршина, было зачато в публичном доме на Фонтанке, носившем более приличное название танц-класса[237]. Гаршин побывал там, разумеется, единственно, чтобы взглянуть на такую сторону жизни, которую он еще не знал.
Когда я выехал из Петербурга на некоторое время и жил в Киеве, он приезжал ко мне, был в удивительно хорошем настроении, дышал, как он называл, свободным воздухом. Тогда мы снялись с ним (и с Минским). Этот дорогой для меня портрет был напечатан потом — в журнале «Беседа»[238].
О последних днях Гаршина будет речь впереди.
Глава двадцать девятая
1880
Политические события. Мой рассказ «На чистоту». «Новое дарование». Присылка Тургеневым рассказа Мопассана и помещение его в «Слове». Личность Д. А. Коропчевского.
Политические события развертывались с роковой неизбежностью, гремящим шагом надвигалась одна из великих трагедий революционного движения в сторону «потрясения основ», во что бы то ни стало, без особой планомерной программы, стихийностью смущавшего многих, но зато увлекавшего в свой водоворот энтузиастов. К этому времени еще господствовало воззрение на крестьян, как на рабочих, но уже стал поднимать голову пролетариат в лице таких самородков, как Петр Алексеев, или Халтурин[239].
Правда, и Халтурин был втянут в свое течение народовольцами; — последовал взрыв в Зимнем Дворце. Но, с другой стороны, из народовольческой партии совсем выпадали все чаще и чаще иные видные деятели, наторевшие в практике хождения в народ и потерявшие веру в целесообразность той революционной деятельности, которую они себе некоторое время вменяли в обязанность. Так, жившие на нелегальном положении, народовольцы Каблиц и Фаресов[240] — последний просидел четыре года в одиночном заключении — предпочли подпольной работе надпольную. Каблиц в 1880 году весь отдался журнальной работе и поступил на государственную службу в контроль. Примеру его последовал Фаресов. Определенный узкий идеал либерально-буржуазной земской партии — добиться конституции, хоть и куцой, о чем представители литературы при свидании с диктатором Лорис-Меликовым[241], откровенно заявили ему — соблазнил не только Фаресова и Каблица. Положительно можно сказать теперь, что и террористы, исповедуя тогдашний тактический символ революционной веры, что «не революция для народа, а народ для революции», имели в виду прежде всего конституцию, Один только Самойлов — скептически относился к конституции, открыто в наших кружках не высказываясь даже за республику, и вообще считавшийся человеком, взгляды которого были умереннее, например, политических взглядов чиновника Воропонова, всегда кричавшего, что пора «устроить камуфлет»[242], или свободолюбивых профессоров, получавших в награду за преподавание государственного или полицейского права превосходительные чины и звезды. Кстати, надо вспомнить, что и первомартовцы на суде публично заявляли, что они добивались только правового порядка, были, так сказать, его застрельщиками, а исполнительный комитет в известном письме к Александру III предлагал мир от имени народовольцев на условиях только амнистии и дарования России представительного образа правления; следовательно, народовольцы являлись до конца только красной гвардией либерального земства, и лишь после того, как Александр III, поколебавшись и не приняв мира, казнил Желябова и его сподвижников[243], их сменили социалисты-революционеры.
Выстрел Веры Засулич в обер-полицеймейстера Трепова был актом скорее анархистским, в том смысле, что он не был организован партией, равно как и неудачное покушение Соловьева на Александра II[244].
237
По-видимому, имеются в виду так называемые «танц-классы» Самолетова, быв. Марцинкевича, располагавшиеся на Фонтанке около Семеновского моста.
238
Фотография была сделана в Киеве в сентябре 1884 г. Цинкография с нее была опубликована в 1903 г. в № 6 журнала «Беседа» (С. 246) с заметкой И. И. Ясинского «Это было давно»: «Это было в Киеве, в начале 80-х годов. Мы жили на Паньковской улице в квартире с высокими окнами, откуда открывался прелестный вид. Было много солнца, воздуха, ароматная близость ботанического сада и была молодость. Ко мне приехал Всеволод Гаршин — красивый, молодой, знаменитый, и приехал Минский, бывший тогда первым русским поэтом. Мы все утро провели в живой беседе. Всеволод был возбужден. Он острил... над чем, обыкновенно, острят литераторы, рассказывал анекдоты о цензуре и о братьях-писателях и продекламировал несколько юмористических стихотворений Буренина, к которому «питал слабость». После завтрака мы отправились бродить по Киеву, увидели фотографию, зашли и снялись. Всеволод все время смешил нас и фотографа. Один Минский выдержал характер во время сеанса... Ах, кажется, что это было еще вчера! Быстро мелькают и уходят в вечный мрак великие тени — и мог ли я тогда думать, что через каких-нибудь два или три года после этого веселого утра мне придется над могилой Гаршина говорить прощальное слово...»
239
Имеются в виду первые революционеры-рабочие: ткач Петр Алексеевич Алексеев (1849–1891), судившийся по так называемому «Процессу 50-ти» за революционную пропаганду и произнесший на суде знаменитую обличительную речь, и столяр Степан Николаевич Халтурин (1856–1882), осуществивший 5 февраля 1880 г. террористический акт — взрыв в Зимнем дворце с целью покушения на Александра II, в результате которого погибло 11 человек нижних чинов конвоя (героев русско-турецкой войны 1877–1878 гг.) и 56 человек было ранено, но царь остался невредим.
240
Иосиф Иванович Каблиц (1848–1893) — публицист, писавший под псевдонимом И. Юзов, Анатолий Иванович Фаресов (1852–1928) — писатель, публицист, мемуарист. Будучи по убеждениям либеральными народниками, в членах организации «Народная воля» ни тот, ни другой не состояли.
241
Михаил Тариелович Лорис-Меликов (1825–1888) — российский государственный деятель, член Государственного совета (1880), генерал от кавалерии, генерал-адъютант. 12 февраля 1880 г. был назначен главным начальником «Верховной распорядительной комиссии, учрежденной для борьбы с крамолой» с чрезвычайными полномочиями. Ожидалось, что он возглавит непримиримую борьбу против революционеров, однако Лорис-Меликов стал действовать иными методами, подтвердив свой образ хотя и строгого, но либерального и конструктивного государственного деятеля. Он обратился к жителям Санкт-Петербурга с особым воззванием, в котором заявлял, что главную силу, способную содействовать успокоению в государстве, он видит в поддержке общества. Такая политика Лорис-Меликова получила название «диктатуры сердца», а его самого прозвали «бархатным диктатором». В начале сентябре 1880 г. Лорис-Меликов провел «профилактическую» встречу с редакторами ряда петербургских газет и журналов, о чем сообщал Императору Александру II: «По поводу появившихся в последнее время в некоторых периодических изданиях статей, я счел обязанностью пригласить к себе редакторов более значительных газет и журналов для подробного с ними объяснения и для сделания им строгого внушения...» (Былое. 1917. №4 (26). Октябрь. С. 36).
242
Камуфлет (фр. camouflet) — подземная вспышка пороха, малая мина, небольшой взрыв; в переносном значении — неожиданный удар, подвох.
243
Революционер-народник Андрей Иванович Желябов (1851–1881), арестованный за два дня до цареубийства 1 марта 1881 г., потребовал у следствия приобщить себя к делу цареубийц и был по приговору Особого присутствия Правительствующего сената повешен на Семеновском плацу в Петербурге вместе с другими первомартовцами 3 апреля 1881 г.
244
Мемуарист называет покушения террористов-одиночек (В. И. Засулич на петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова 24 января 1878 г. и А. К. Соловьева на Императора Александра II 2 апреля 1879 г.), совершенные по личному почину, а не по решению революционной организации.