Скоро голова шествия вступила во дворец, и отраженные эхом звуки труб и барабанов раздались так громко, что спугнули ибисов, спавших на карнизах.
Оэрисы остановились у дверей дворца между двух павильонов. Рабы принесли лестницу о нескольких ступенях и поставили ее у щита; Фараон поднялся с величественной медлительностью и стоял несколько мгновений совершенно неподвижно. Стоя на пьедестале из человеческих плеч, он возвышался над всеми головами; в необычайном освещении восходящей луны и огня светильников, в одеянии, резко сверкавшем золотом и эмалями, он походил на Озириса или Тифона. Он спустился по ступеням, точно изваяние, и вошел во дворец.
Фараон прошел среди склонившихся к земле рабов и прислужниц первый внутренний двор, окруженный массивными колоннами, исписанными иероглифами. Затем открылся перед ним второй двор с крытыми коридорами по сторонам. Тяжелые столбы и архитравы из громадных камней казались несокрушимыми вовеки; многоцветные украшения, барельефы, покрытые красками, придавали в дневном свете легкость и богатство этим глыбам, но ночью они являлись во всей своей тяжести.
На карнизах обычного египетского стиля, среди которых обрисовывалась в виде широкого параллелограмма темная лазурь неба, трепетало под дуновением ветра пламя светильников, зажженных на некотором расстоянии один от другого. Их красные точки в отражении бассейна для рыб посредине двора смешивались с голубыми искрами лунного света; низкие деревца вокруг бассейна выделяли тонкий и нежный аромат.
В глубине дверь вела в гинекей и внутренние помещения, отделанные с особой роскошью.
Ниже потолка раскинулся фриз из ряда священных змей, поднявшихся на хвосте и с сильно выдающейся грудью. На карниз двери мистический шар распростер на обе стороны свои длинные клетчатые крылья. Симметричные ряды колонн поддерживали потолок с золотыми звездами на голубом фоне. На стенах широкие картины плоских барельефов, покрытых блистающими красками, изображали домашние занятия гинекея и сцены интимной жизни. Там был изображен Фараон, на троне, с важным видом играющий в шашки с одной из жен, которая стоит перед ним, нагая, с повязкой на голове и цветами лотоса. На другой картине Фараон, не изменяя своей властной и священной бесстрастности, протягивал руку и касался подбородка юной девы, все одеяние которой состояло из браслета и ожерелья, а она предлагала ему понюхать букет цветов.
На других изображениях он нерешительно улыбался, как будто хитро скрывая свой выбор среди юных цариц, старающихся победить его важность нежным и изящным кокетством.
Далее, музыканты и танцовщицы, купальщицы, женщины, умащенные благовониями и растираемые рабынями, в изящных позах, с юной нежностью форм и чистотою лиц, не превзойденной ни в одном искусстве.
Рисунки орнаментов, богатые и сложные, безукоризненно исполненные, соединявшие в себе зеленый, красный, голубой, желтый и белый цвета, покрывали свободное пространство стен. На гербах и продолговатых полосах были написаны титулы Фараона и изречения, прославляющие его.
На поверхности громадных колонн шли процессией декоративные и символические фигуры, увенчанные пшентом, держащие в руке тау; их глаз, смотрящий прямо, на лице, обращенном в профиль, казалось, с любопытством заглядывал в залу. Линии иероглифов разделяли полосы, покрытые изображениями. Среди зеленых листьев, вырезающихся на капители колонн, бутоны и чашечки лотосов, окрашенные в их природный цвет, казались подобием цветочных корзин.
Между колоннами красивые подставки из кедрового дерева, с резьбой и позолотой, поддерживали бронзовые чаши с благовонным маслом, в которых горели фитили, распространяя благоуханный свет.
С лампами чередовались группы продолговатых ваз, соединенных гирляндами, а у подножия колонн расстилались кучки золотистых цветов, смешанных с полевыми травами и бальзамическими растениями.
В средине залы круглый стол из порфира, поддерживаемый фигурой пленника, был покрыт урнами, вазами, флаконами, со множеством гигантских искусственных цветов, потому что живые цветы показались бы слишком мелкими среди этой обширной залы, и надо было природе придать размеры, соответствующие грандиозному созданию человека. Живые краски — золотисто-желтый, лазурный, пурпуровый — покрывали огромные чашечки этих цветов.