– Обязательно, ваша светлость! Все сделаем, как надо, – заверил камердинер, умоляюще складывая руки: – Только навещайте его, пожалуйста…
– Если во мне возникнет нужда, я приду.
Глава 17
13 июля
Гневливость была чужда миролюбивой натуре Поппи, но сейчас ярость жгла ее грудь, словно раскаленный уголек. Это чувство вспыхнуло, когда Флетч прислал записку, в которой сообщал о намерении навестить жену.
«Навестить»! Прошло целых два месяца, как Поппи ушла, и вот наконец он решил ее «навестить»!
Что она ему сделала плохого? Ничего – просто всем сердцем любила его.
– И он меня когда-то любил, – сказала молодая герцогиня своему отражению в зеркале.
После свадьбы она старалась поддерживать высокий, соответствующий ее новому положению уровень во всем – она подкрашивала губы, даже выходя к завтраку, и никогда не появлялась на людях dishabille.[9]
Но невысказанные требования мужа давили на Поппи постоянно. «Наверное, во мне слишком мало французского, – решила она, – он хочет, чтобы я была похожа на француженку, хоть я ею не являюсь».
На деле ее отношения с мужем стали напоминать отношения с леди Флорой, но мать требовала от Поппи совсем иного, нежели Флетч. «Будь красивой, будь сильной, будь послушной», словно говорила она дочери. В то же время Поппи внушалось, что самого главного она добиться не в силах. «Ты никогда не будешь столь же красива, как я, – не раз говаривала маман. – Тебе недостает моего обаяния. Это я должна была выйти за герцога».
Вдруг в голову Поппи пришла ужасная мысль: а что, если она никогда не любила Флетча по-настоящему, а просто подчинилась приказу матери выйти замуж за герцога, в то время как Флетч оказался единственным холостым обладателем этого титула? Поппи задумалась – действительно, все остальные герцоги, которых она встретила в Париже после своего первого выхода в свет, были женаты.
Нет, надо признать, что она совсем не понимала мужа, даже, пожалуй, не знала, что он за человек. Как в таком случае она могла считать, что искренне любит его? Неожиданная догадка слегка ослабила то ужасное напряжение, в котором находилась Поппи, – действительно, она только думала, что любит Флетча, а на самом деле обманывала сама себя…
Что касается леди Флоры, то выбора не было: каждая дочь обязана любить свою родительницу, как бы та ее ни разочаровала. А вот Флетч – его можно не любить, и пусть себе сердится и досадует сколько хочет!
«Я должна сделать свой собственный выбор, – подумала Поппи, – должна решить, как поступить со своей жизнью». Оскорбленное сердце подсказывало ей: не возвращайся в дом Флетча, прекрати попытки ему угодить и не старайся его полюбить.
Чего ей хотелось больше всего на свете, так это возможности быть просто Поппи, а не герцогиней Флетчер.
Решено, так и будет!
Тотчас множество идей хороводом закружились у нее в голове – столько дел можно переделать, столько книг прочесть, столько интереснейших мест посетить! От радости у Поппи даже случилось легкое головокружение – ах, она совсем не хочет быть герцогиней, ей достаточно просто быть самой собой.
Она может жить одна – посмотрите на Джемму, которая в свое время оставила мужа и стала жить отдельно! Поппи наверняка справится не хуже. И еще можно путешествовать!
В ее воображении замелькали волнующие виды Парижа, берега могучего Нила, дикие просторы обеих Америк…
Размышления Поппи прервал негромкий стук в дверь, и заглянувшая в комнату горничная сказала:
– Его светлость герцог просит его принять.
Поппи привычно потянулась к помаде, чтобы подкрасить губы, но отдернула руку. Зачем краситься, стараться быть красивой, ведь она никогда не любила Флетча?..
Спускаясь по лестнице в гостиную к мужу, Поппи поймала себя на том, что улыбается. Как давно она уже не улыбалась в его присутствии? Наверное, больше года. Подумать только, сколько времени она отчаянно пыталась понять, как угодить Флетчу, как вернуть его любовь!
Однако даже в ее новом душевном состоянии Поппи было нелегко переступить порог гостиной – помня, как Флетч красив, она с трудом сохраняла присутствие духа, хоть и убеждала себя, что теперь красота Флетча не имеет для нее никакого значения.
С черными, как эбеновое дерево, блестящими волосами, прямым носом и миндалевидными глазами, придававшими ему немного экзотический вид, Флетч действительно был чертовски хорош собой. Наверное, зная это, он сразу взял требовательный тон.
– Поппи! – увидев жену, строго сказал он и нахмурил брови.
Это облегчило ей задачу – она была сыта по горло его хмурыми взглядами.
– Да, Флетч? – ответила герцогиня с улыбкой, в которой уже не было обычного для прежней Поппи подобострастия щенка, вымаливающего ласку у хозяина.
– Ты должна сейчас же вернуться домой.
– Не хочу, – спокойно сказала она и села в кресло. – Я собираюсь остаться у Джеммы по крайней мере еще на несколько месяцев. Она не уедет за город до декабря, потому что Бомон принимает участие в заседаниях палаты лордов, вот я и составлю ей компанию.
– Перестань, пожалуйста, Поппи. Неужели нельзя обойтись без скандала? Мы достаточно давно знаем друг друга, чтобы ты могла просто простить мне мой проступок и вернуться домой.
– Я тебя прощаю.
– Вот и хорошо, – произнес Флетчер с таким видом, будто нисколько не сомневался в великодушии жены.
– Хотя ты при всех вел себя со мной ужасно грубо.
– Я ведь уже извинился! Уверяю тебя, это больше никогда не повторится.
– И ты заигрывал с одной из моих подруг.
– Но я не имел ни малейшего понятия… – начал оправдываться Флетчер, но осекся.
– Да, для этого случая тебе трудновато найти оправдание, – задумчиво сказала герцогиня, постукивая пальцем по подлокотнику кресла. – Луиза действительно моя подруга, причем одна из лучших, к несчастью для тебя. Но в Лондоне очень много женщин, с которыми я не знакома.
– Да уж, – подтвердил он, и ей показалось, что он впервые смутился.
– Поэтому я считаю, и ты, наверное, согласишься со мной, что сейчас нам обоим следует подумать о будущем, – мягко продолжала Поппи.
К ее удовольствию, у Флетчера от удивления отвисла челюсть.
– Нам надо составить план, – пошла в наступление молодая герцогиня. – Очевидно, когда-нибудь нам снова придется начать совместную жизнь – скажем, лет через пять или около того. Когда ты почувствуешь, что рождение наследника больше нельзя откладывать, уверяю тебя, я тотчас откликнусь на твой призыв. Сразу после нашей свадьбы мне очень хотелось завести ребенка как можно скорее, но сейчас я понимаю, что гораздо, гораздо разумнее подождать, ведь у меня столько дел!
– Вот как? – ошеломленно пробормотал Флетчер.
– Да. Так вот: поскольку мы с тобой расстались вполне по-дружески, то можем спокойно, без взаимных обид все как следует спланировать. Я предлагаю пожить отдельно пять лет, а затем мы могли бы снова сойтись.
– Что-что?
– Можно, конечно, пожить отдельно и дольше, но, боюсь, в таком случае мы рискуем остаться бездетными, ведь мы женаты уже четыре года, однако до сих пор не обзавелись потомством.
Флетчер не сводил с жены изумленного взгляда.
– Детали мы можем обсудить позже, – снова ободряюще улыбнулась Поппи. – Ты хочешь что-нибудь сказать? – Она ждала ответа, но Флетчер, казалось, потерял дар речи. – Джемма уверяет, что с удовольствием возьмет меня с собой в загородное имение на Рождество, – снова заговорила герцогиня. Внешне очень бодрая и оживленная, она, однако, по-прежнему чувствовала раскаленный уголек у себя в груди. – О, с нами будет большая компания. Потом я могла бы провести несколько лет во Франции. Впрочем, я еще не уверена, что хочу этого. Я собираюсь изрядно попутешествовать. Но не волнуйся, Флетч, – подстегиваемая сердечной болью, с сарказмом добавила Поппи, – я буду держать тебя в курсе относительно своих передвижений, ведь не знать о местонахождении собственной жены так неловко! Муж не должен выслеживать жену, словно охотник куропатку.